— А «Песня о буревестнике», она абсолютно такая же.

— Тоже без рифмы, и её тоже не поют?

— Песню о Вещем Олеге, между прочим, тоже не поют.

— Там хотя бы рифма есть. Так что, хрень — это, а не песня! — раздражённо выпалила Лерка.

— Ну, и ладно! — ответил я, тоже раздражённо.

Оба изрядно обиженные друг на друга, мы разошлись по комнатам. Но особенно долго это положение дел не продлилось, минут через семь-восемь в дверь постучали. Я пошёл открывать, Лерка тоже выглянула из своего убежища. На пороге стояла смущённая Глаша.

— Терентий Акимыч прислал сказать, что баньку стопил.

— А идти куда?

— Вас проводить? — спросила в ответ Глаша.

— Я тебе объясню. — Заверила меня Лерка.

— А и верно, — промолвила горничная. — Сестрица-то Ваша бывала там, знает дорогу.

— Я сейчас. — Заверил я Глафиру, и пошёл собираться.

— Глаша, а ты не знаешь… — Донеслось из-за спины, но дверь предательски закрылась, и окончания я не разобрал.

Я взял полотенце, смену белья, носки и рубашку, а когда вышел в зал, то услышал слова Глаши:

— … поначалу, это кому какая от роду предназначена. В школе её изначальной называют.

— Вот как? — озадаченно проговорила Лерка. — А в нашем случае, что это означает?

— Валерия Константиновна, я ведь один годок только и проучилась, не знаю я. Вы как на предвступление пойдёте, там вам всё и обскажут. И про стихии, и про изначальную магию, и у кого какой от роду сколько. А я не скажу, не знаю.

— А Татьяна Андреевна знает? — покосившись на меня, спросила Лерка.

— Вы лучше у её сиятельства поспрошайте. — И сделав книксен Глаша, типа всё, посмотрела на меня.

Я кивнул в знак готовности, и мы пошли.