– Подождем, подождем, – благосклонно кивает Дим Димыч. – А мы пока закурим, да, Валерий Владимирович?
– Конечно, Дим Димыч! Лучок, организуй. Там у меня в пиджаке посмотри.
Лучок отходит и возвращается с коробкой сигар. Раздает, подносит огня. Клубы дыма окутывают сидящих на диване. Шестерка встает рядом, поигрывая битой.
Время я тяну с понятной целью – мне нужно осмотреться, собраться с мыслями и продумать последовательность действий. Чтобы вернуться на три метра назад, нужна: секунда, три, шесть, двенадцать… Успею.
– Валерий Владимирович, – решаю дать ему последний шанс. – Если извинюсь, правда отпустите?
– Правда, правда! – чуть раздраженно отвечает он, обдавая меня аммиачной тухлятиной лжи. – Если на коленях будешь молить…
Быстро сориентировавшийся Лучок врезает мне битой под колени, и ноги подкашиваются. Я падаю на одно колено, опираясь руками о пол. Медленно поднимаю голову и в образовавшейся вязкой тишине слышу свой тихий голос:
– Заклинаю вас…
– Раньше надо было думать! – брезгливо выплевывает Гречкин.
– …пожалуйста, обратите внимание на картину на стене за вашей спиной, – мой голос крепнет, вибрирует яростью, гневом и прокачанной харизмой. – Видите охотников?
– Э…
Сидящие на диване чиновник с полковником оборачиваются, и даже Вика поднимает голову. Краем глаза замечаю, что взгляды Шипы с Лучком устремлены в ту же сторону.
– Ну, видим, и что?
– Посмотрите внимательно на центрального охотника…
Картина изображает оленей-охотников на привале – извращенная, вывернутая наизнанку по смыслу перерисовка знаменитого полотна Перова. Но она мистически достоверно описывает то, что начинает происходить здесь и сейчас.