Стоя под душем, К. убедился, что его мочеиспускательный канал зарос, как и анальное отверстие, — его указательный палец сумел нащупать между ягодицами лишь неглубокий кармашек. Обследуя проходимость остальных отверстий в собственном теле, он набрал в рот воды, но проглотить ее не смог — по известной уже причине. Пришлось выплюнуть. Даже горло, сколь бы невероятным это ни было, отказывалось что-либо принимать.

«Может… — думал К., чувствуя, как вода льется по его волосам, шее и лбу, — в церкви со мной случилось нечто похуже, чем паралич? Может, я все еще там — и это лишь мои предсмертные галлюцинации?»

Он ущипнул себя за ухо — стало больно. Машинально сунув в теплую ушную раковину палец, он обнаружил там то, что ожидал, — очередной слепой закоулок.

«А может, — продолжал думать он, — мое тело от чего-то закрывается?»

От чего именно, К. еще не знал.

Отчет 2

Говорит Фельдман, семейный врач. Прилагаются собственноручные записи.

«Подобная бухгалтерия не запрещена, но и не слишком распространена. По закону я могу собирать документацию в любой форме, электронной или письменной, если к ней не имеют доступа посторонние. Свои блокноты я держу под замком, они служат мне исключительно для терапевтических и диагностических целей; разложены по районам. Сейчас я тоже их не покажу, самое большее могу позволить себе прочесть некоторые фрагменты. Лично. Это конфиденциальные данные. Описанные словами хождения по мукам.

Значит, так. К, тридцать четыре года. Периодические обследования ни разу не выявляли существенных отклонений. Сахар в норме. Нарушения обмена веществ соответствуют частым переработкам и еще более частым ужинам в бистро, что, в свою очередь, соответствует нарушениям в нашей экономике. Кровь. Моча. Один мазок, два посева — результат отрицательный. Серьезных жалоб на здоровье нет.

У меня он, однако, бывал часто — впрочем, я особо не возражал. Он не навязывался, всегда удивлял своим отношением к чужому времени. Обычно заходил ненадолго во время перерыва, и у него всегда находилась какая-нибудь интересная тема для разговора — собственно, поэтому я его не прогонял.

Например, он любил всевозможные теории, любил их анализировать. Не теории заговора — научные. Впрочем, разве наука не достигла в наше время уровня, позволяющего ей строить заговоры против нас? Это было в его стиле — анализировать научные теории, отыскивая их слабые места. Биология, медицина, квантовая физика. Область для него не имела значения, скорее интересовали наиболее последовательные и неопровержимые факты. К. говорил, что шел с ними на таран. Сумел ли он обезоружить хоть один из них? Об этом мне ничего не известно. Он считал жизнь примером, подтверждающим парадокс стрелы. Каких-то измеримых результатов не ожидал, лишь коллекционировал состояния. Именно так он обычно выражался: состояния. Узловые пункты. Он отвергал любую непрерывность событий, хотя бы с точки зрения фазы быстрого сна — опять-таки, его собственные слова».