— Ты по-прежнему так считаешь, несмотря ни на что?

— Ты сама должна решить.

— Но ведь ты считаешь именно так?

Я прикусил губу. Пейдж пристально смотрела на меня, но я лишь пожал плечами.

— Да, я так считаю, — признался я. — Тем более, разве они не заставят тебя остаться?

— Они не могут меня заставить, — сказала она, допивая. — Я сама…

Я приложил палец ей к губам, и она будто забыла, о чем говорила.

— Подумаешь об этом завтра утром, а сейчас — забудь. Давай дождемся Боба, послушаем, что он скажет. Посмотрим, какое решение примет твой отец.

Глядя в пол, Пейдж проговорила:

— Если мы разделимся, я хочу быть с тобой, куда бы ты ни направился.

Такая вера в меня, в мои силы и возможности очень трогала, но совесть и здравый смысл говорили, что нужно переубедить Пейдж. Нельзя разделять её с родителями. И что теперь делать? Уговаривать её остаться? Через силу я сказал:

— Послушай, мне кажется, если твои родители не захотят уходить, тебе, наверное, будет лучше остаться с ними…

— Джесс, я хочу быть там, где ты.

Я проглотил комок в горле.

— Пейдж…

— Я пойду за тобой и говори, что хочешь. — Она пристально смотрела на меня.

— Ты сама пожалеешь, если оставишь их. Здесь тихо. Место надежно защищено. Я буду спокоен за тебя. Заражённые до тебя не доберутся.

— А здоровые — вполне.

Сложно было спорить с этим. Я вообще чувствовал себя по-дурацки, внушая ей, как здесь безопасно.

Но гораздо сильнее меня смущало другое. В школе я бы отдал правую руку, лишь бы какая-нибудь девчонка относилась ко мне так, как сейчас Пейдж, только вот её привязанность оказалась тяжелым грузом. Безусловно, я убеждал себя, что все, что я делаю, я делаю не только ради себя, но и ради других: ради тех, кого мне удалось собрать вместе. Только не кривил ли я душой? Ведь в итоге я всегда уходил один. Да, так складывались обстоятельства, но и я сам так решал.