Медсестра осторожно повернула мне голову, промокнула и обработала рассеченную бровь, успевшую жутко распухнуть и постоянно дергавшуюся. Это она брала у меня утром кровь. Женщина все делала очень аккуратно, и мне совсем не было больно. Время от времени трещала автоматная очередь, иногда слышались выстрелы из пневматических винтовок.

— Что это значит? — спросил я.

Она посмотрела на меня. Стенки палатки вибрировали от рева приземлявшегося, а может, взлетавшего, вертолета.

— Что именно?

— Всё… — ответил я, взмахнув рукой. — Вертолеты, самолеты, оружие, оборудование. Кто вы?

— Мы американские военные. Наша задача — помогать, — ответила женщина с едва заметной улыбкой.

Я тоже улыбнулся — и она улыбнулась, но незаданный вопрос висел между нами. Где, черт побери, они были раньше?

— Почему… так долго?

— Карантин. — Она отвечала точно по инструкции. — Мы ждали разрешения.

Медсестра говорила так же уверенно и спокойно, как справлялась со своими прямыми обязанностями. Отвечая, она успела засунуть мне в ноздри ватные тампоны и заклеить их пластырем.

Тогда я впервые услышал это слово. В её устах, в таком контексте, оно утратило привычное, с детства знакомое мне значение.

— Карантин?

— Запретная зона для локализации заражения.

— То есть, вы спокойно наблюдали и выжидали все это время…

Она промолчала, но я и не ждал ответа: все и так было ясно. Какие ещё пояснения могли потребоваться? Я же много раз за эти три недели видел и слышал самолеты в небе. Это они и были: ждали, наблюдали.

— Давай-ка сядем, — сказала медсестра и помогла мне приподняться, подсунув под спину надувные подушки, затем вложила в руку какой-то приборчик с кнопкой, подключенный к капельнице. — Нажимай на эту кнопку, если станет сильно больно.

Мимо палатки прошел за территорию лагеря большой отряд военных: человек шестьдесят, не меньше. Некоторые из них были одеты в объемные серебристые костюмы, похожие на скафандры.

Что-то ярко полыхнуло. Штуки на спинах у «космонавтов», которые я посчитал баллонами с кислородом, оказались огнеметами: потоки красно — синего огня будут лизать улицы, выжигая машины и тела. Уборщики. Они станут уничтожать мусор и разбитые машины. Где-то в глубине проскочила мысль, что из-за огня все может начаться сначала: под действием высокой температуры оживут споры возбудителя или, ещё хуже, сработает затаившаяся ракета…

— Нет! — вырвалось у меня с содроганием.

— Всё в порядке, — привычно-спокойным голосом произнесла медсестра, расплывшись в ободряющей улыбке, и стала делать записи в карте, прикрепленной к моим носилкам. Думаю, работы ей предстояло порядочно, ведь она заносила туда мою историю, хоть и в её собственном истолковании. Время от времени женщина бросала короткий взгляд на телеэкраны, а затем кивала мне, будто желая сказать, чтобы и я смотрел туда. С экранов давали ответы на все вопросы: по крайней мере, на те, на которые я хотел знать ответы.