— Ну уж, — с сомнением говорил Рычащий.

В то лето отец впервые взял его с собой в людской город. Рычащий с достоинством топал за вождем и двумя воинами по мощеной улице, с любопытством глазея на высокие — не то что луньерские землянки — дома, когда из-за плетеной ограды на него выскалился здоровущий пес. Он просто-таки захлебывался лаем, а выскочивший на крыльцо хозяин, вместо того чтобы унять животину, начал вопить про зверье, которое шляется по улицам. Отец молча подошел и увел Рычащего. А когда тот поинтересовался, что значат слова, которые им кричали в спину, отец ничего не объяснил, сказал только: они некрасивые, и не нужно такое повторять.

Отец вообще часто бывал в людских селениях, покупал пшеницу и разные разности для деревни. Другие луньеры из чащобы почти не выбирались, да и мать часто пеняла: зачем таскает сына куда не надо? Но Говорящий с Луной (так звали отца) отвечал твердо: будущий вождь должен знать и видеть многое.

Рычащий видел. Запоминал, как косо смотрят люди, как торопливо осеняют себя Святым знаком, когда луньеры рядом. Как однажды вечером к воротам купца, у которого они остановились, подвалила кучка народу с дубинками и вилами. Люди требовали, чтоб клятые Жельвэ убирались с улицы.

— Пущай проваливают! А то смотри, Венсан, красный петух летает-то низко, да завсегда близко! Возьмет и сядет к тебе на двор.

И Венсан, упитанный человек с гладкой лысиной, лишь развел руками и умоляюще посмотрел на Говорящего с Луной, а жена купца стояла, притянув к себе за плечи детей, и зло щурилась на луньеров. Рычащему было очень не по себе.

— А почему так? — обиженно допрашивал он отца.

Тот неохотно бросил:

— Мал ты еще. Подрастешь, поймешь.

Рычащий тогда обиделся. Маленьким он себя не считал ни на полкогтя, ведь прошел уже посвящение, получил оберег и три луны как менял обличье.

«И с чего люди выдумали называть нас зверями? — ломал голову Рычащий. — Ежели поставить рядом луньера в дневном облике и человека, то и не отличишь, пожалуй, кто где. А что ночами умеем превращаться — так что же?

Зато как ласково горит в небе Луна, как наполняется тело жаждой воли и простора, как врываются в уши сотни звуков и щекочут нос неведомые запахи.

А люди так не могут. Может, они просто завидуют?»

Отец оказался прав. Рычащий подрос. И понял. До скрежета зубовного.

Жить становилось все тяжелее. По приказу наместника всякая торговля с луньерами прекратилась, а бродячие купцы, рискнувшие нарушить запрет, требовали за зерно вдесятеро. Впору с себя шкуру содрать, невесело шутил отец. К. тому же жила болотного олова, откуда не одно поколение Жельвэ брало руду, иссякла. И многие стали поговаривать, что зачем, мол, надрываться, когда можно прожить и без хлеба — сколько мяса по лесу бегает, только догони, и без шерстяной ткани — шкуры зимой теплее, и без оружия — зря разве клыки Луна дала?