— Та-а-ак, — скрипучим голосом произнес бандит с самострелом, — кто это у нас тут сидит? А не орденская ли это шавка? Хотя какая тут шавка — тут целый теленок из Ордена Палачей. Что же ты так побледнел, святой воитель? Боишься, а? Правильно делаешь, что боишься! А это еще что за щенки? — Бритый перевел взгляд на Эрика и Оттона, прижавшихся сейчас друг к другу и забившихся в дальний угол. — А ну-ка, встать! Ты, длинный, возьми вон ту веревку и свяжи вот эту орденскую свинью по рукам и ногам. Узлы двойные делай. А ты, одноглазый, чего сидишь? Помогай ему тоже!
Сиятельный Лартен Кинайский в свое время не ошибся в оценке преподобного Селена. Героем он не был, но не был и подлецом. Сейчас сердце служителя Ордена заходилось от страха смерти, кровь отлила от лица, губы и пальцы дрожали. Живот свело мерзкой судорогой, а если бы он попытался встать, ноги бы не удержали его. И тем не менее Селен сделал то, что должен был сделать любой воин Ордена Хранителей, увидевший еретиков. Он прикусил губу и, почувствовав вкус собственной крови, ударил высокого Бритого магией. Обычно такого удара хватило бы, чтобы жертва потеряла сознание от боли или, во всяком случае, утратила способность к каким-либо действиям на минуту-другую. Но, к ужасу Селена, Бритый лишь скривился, как будто у него заныл зуб.
— Ты оказался смелее, чем я думал, — протянул он все тем же скрипучим голосом, — что ж, это заслуживает уважения. Ты умрешь последним. Одноглазый, я, кажется, приказал тебе связать его!
— Да-да, конечно, высокородный, с удовольствием! — дребезжащий от страха голос Яна Кривого был просто-таки до тошноты омерзителен. — Сейчас-сейчас, где же веревка-то, а, вон она, я сейчас…
Дрожащими руками он потянулся к веревке, но по дороге неловким движением опрокинул котелок с водой, тот упал прямо на остатки хвороста в очаге и тут же залил огонь. В мгновение ока хижина погрузилась в кромешную тьму. Тут же в этой темноте раздались подряд несколько звуков: шипение углей, тонкий свист летящего металлического предмета, щелчок, раздающийся при спуске курка самострела, шум борьбы, короткий хрип, омерзительный хруст костей, удар падающего тела о земляной пол, тихий стон, всхлип, бульканье, снова стон. Затем наступила тишина, в которой можно было услышать лишь дробный перестук зубов двух испуганных шестнадцатилетних парнишек в углу хижины.
* * *
— Он пришел в себя, преподобный! — Эрик бесцеремонно толкнул Селена в плечо, невзирая на разницу в возрасте. — Хочет что-то сказать!
— У… у-у… убил? — Губы паромщика еле двигались, лицо его было бледным и казалось еще более скуластым, чем обычно. Тело его содрогалось в мелких конвульсиях, глаз блестел нездоровым блеском.