— Убил, почтенный Ян, обоих убил! — Как бы ища подтверждение собственным словам, святой воитель Ордена Хранителей посмотрел в сторону до сих пор открытой двери. Там друг на друге лежали три тела: его несчастный слуга Радек с ножом в груди, крепкий сектант со сломанной шеей и его высокий товарищ, до сих пор зажимавший мертвыми пальцами колотую рану на горле. — Как есть убил, не встанут теперь!

— Нет… Он — меня — убил?.. Где… мои ноги…

— Мы остановили кровь, но рана глубокая, да и — врать не буду — внутри все разворочено у тебя. Оттон побежал в деревню за помощью. Сейчас придет знахарь, он обязательно тебя вылечит. Да ты и не в таких переделках бывал, держись!

— Ну вот. Все-таки… убил. — Неожиданно голос Яна обрел прежнюю силу. — Преподобный, слушай. Не говори. Только слушай. Возьми нож, отдай ей. Скажи, что… Что-нибудь ей скажи… Она, Альси-то, так и говорила: убью и его и себя в первую же ночь после свадьбы с ним. А я — не дал. Уговорил… Нож-то этот у нее отобрал… Знал, нельзя его убивать. Его жизнь — это счастье многих. А мое счастье — это только мое. И еще ее. Попроси у нее за меня прощения. Скажи, я не мог по-другому. Скажи, теперь жалею. Нет, не говори, это будет вранье. Я не жалею. Я знаю, ты бы поступил так же. А как же иначе? Иначе-то — нельзя. Иначе… холодно тут. Хвороста бы в огонь… Но я не жалею. Все равно… не…

Кровь пошла горлом, предсмертный хрип перешел в бульканье и быстро затих. На лице старого паромщика застыло выражение усталости и спокойствия. На мертвые щеки падали тяжелые капли. Это, ничуть не стесняясь присутствия молодого барона Харве, плакал Светлый Меч Создателей в деревне Полянка, а в будущем — могущественный вице-магистр Ордена Хранителей преподобный Селен.

* * *

Лейтенант гвардейцев Литтоны высокородный Бриссен уже собирался идти домой и насладиться приготовленным красавицей-женой ужином, когда в дверь его кабинета постучал ординарец.

— К вам два парня. Говорят, желают служить в гвардии, добровольцы то есть…

— Кто такие?

— Один вроде баронский сын, Харве-младший.

— О как! Я знал, что старый барон пришлет сына к нам, но не ожидал, что так скоро. Думал, через год или вроде того… А второй?

— Второй — сирота, родители были — крестьяне, даже и не знаю, что делать с ним.

— Ну, раз сирота, не выгонять же. Давай, что ли, посмотрим на них? — Бриссен встал из-за стола и вышел из кабинета в приемную.

* * *

Служанки в доме Сиятельного Лартена Кинайского настолько же не любили хозяйку, насколько обожали хозяина. По правде говоря, поводов для такой нелюбви госпожа Альсинора давала предостаточно. Чаще всего домашняя прислуга отзывалась о ней как о «старой мегере», «нашей стерве» или просто «этой дуре». Обсуждать за ужином ее поступки было у горничных любимым занятием. Вот и сейчас они предавались беседе о поведении хозяйки, но в кои-то веки в их голосах звучало не презрение, а сочувствие и удивление.