Лишь мама одобрила его выбор, когда первым курсом Саб решил взять изучение смежных миров и рас, и как-то неожиданно увлекся историей — отцы настаивали на экономическом образовании, но он в тот момент и слышать про него не хотел, история захватила молодого Саба всерьез, причем история не его мира, и не какого-нибудь другого мира рауф, нет. Он всерьез занялся историей человеческой… правда, через три года пришлось, по настоянию отцов, переключиться на экономику, но какими замечательными были те три года, которые выпросила для него мама.

Он не понимал тогда, что именно она для него делает, сколько делает, и чего ей стоит это всё делать. А она — понимала. И продолжала бороться с семьей — за своего сына. Потому что она видела, кто такой на самом деле ее сын, и она отчаянно желала для него только одного, того самого главного, что может пожелать мать для своего ребенка. Свободы. Он — не знал, не понимал, не постиг. Тогда.

А она поняла.

И именно поэтому она успела перехватить Саба в терминале Транспортной Сети, когда он прилетел из университета домой, для той самой корректировки. Перехватить до того, как отцы узнали о том, что он уже здесь. Перехватить, отвести в сторону, усадить рядом с собой, сунуть в руки недоумевающему сыну маленький плоский кейс со сложным замком. Посидеть рядом с сыном минуту, обнять, а потом приказать — тогда Саб еще умел подчиняться приказам.

— Беги. Тут хватит денег года на три, если не больше. Аи, родной мой мальчик, беги. Пожалуйста.

— Мам, но зачем? — когда тебе всего двадцать пять, ты не всегда понимаешь, зачем. — А ты?..

— Мне уже поздно, мой милый. Беги, умоляю. Пока они не уничтожили тебя, пока не убили в тебе то, что у тебя есть самое лучшее.

Первый и последний раз Саб видел тогда, что его мама плачет.

— Но меня никто не собирается убивать… — промямлил Саб, но мама тогда ответила:

— Ты сам не заметишь, как умрешь. Ты думаешь, эта корректировка просто так? О, нет, Аи, не просто. Я не хочу, чтобы ты проснулся одним прекрасным утром, и вдруг понял, что у тебя теперь совсем другое «хорошо». Не твое собственное. Не свобода, не тяга к знаниям, не крылья. Что вот это душное марево, в котором мы на самом деле живем — это твое настоящее «хорошо», понимаешь? Я не позволю им убить в тебе — тебя.

— Так давай убежим вместе, — предложил Саб, чувствуя, как по спине разливается незнакомый холодок — он тогда впервые в жизни по-настоящему испугался.

— Не получится, — мама отвернулась. — Если я сейчас исчезну, они найдут и убьют нас двоих. А так — у тебя будет большая фора. И потом… знаешь, тут, в кейсе, есть кое-что. Я оставила тебе немножко меня, Аи. Чуть-чуть. Ты просто помни, что я всегда с тобой, ладно?