– Может, мои останки всё-таки обменяли на Ленку? – пришла мне в голову следующая странная мысль. – Теперь Линн просто хранит мои бренные останки в каком-то сарае? Сейчас он обнаружит, что я пришёл в себя, и повезёт меня за океан.

Нет. Это тоже не то. Нельзя хранить тело вне холодильника. Оно протухнет, и будет неспособно к восстановлению.

Я переворачиваюсь на бок, упираюсь руками в землю, подтягиваю ещё плохо слушающиеся ноги и с кряхтением пытаюсь вскочить. Не тут-то было! От резкого движения острая боль пронзает мне поясницу. Чёрт! Надо быть осторожнее, наверное, от долгого лежания мои суставы, связки и сухожилия усохли, или как там называется это явление в медицине? Похоже, мне понадобится время на восстановление.

С грехом пополам мне удаётся подняться на ноги и осмотреться. Как ни странно, я оказался на днене очень глубокой яма, со стенок которой свисали корни деревьев. Упираясь ногами в откос и подтягиваясь на руках, я без труда выбираюсь к дыре вверху. Это именно пролом в старой бетонной плите, вернее даже не в плите, а в бетонном основании какого-то сооружения.

Вероятно, поверхностные стоки подмыли старую конструкцию, и я свалился в промоину.

«Старую конструкцию» – в моей голове словно сверкнула молния!

– Неужели? Господи! Не может быть! – пытаюсь я отогнать внезапную догадку. – А перемещение в 1975 год из 2018 может? Почему туда может, а обратно нет? Или это не 2018, а 2318? Бог весть…

Надо подниматься быстрее, выходить на свет и разбираться со всей этой темпоральной чертовщиной. Кто я? Где я? Какой сейчас год?

Часы на руке, оказавшиеся всё теми же старенькими «Casio», показывают только одиннадцать часов. Получается, что я провёл в странном сне какие-то считанные минуты. На боку болтается кофр. «Canon», к счастью, цел. Я, пользуясь глубокой тенью, пролистываю в аппарате последние кадры. Самый последний – смазан. Понятно, я же падал в промоину.

Ладно, хватит сидеть среди руин, пора выбираться к людям. Я весь покрыт пылью, глиной и мелким мусором. Даже в волосах какие-то соломинки. Надо срочно искать, где можно почиститься, а то стыдно в таком виде по загранице рассекать. И эти проклятые комары, жуть сколько их тут…

Сердобольные тётушки на выходе выдали одёжную щётку и помогли почиститься, с любопытством и жалостью выслушав рассказ о падении в яму.

– Не, не можно у нас падач! Ниц не падав ни разу. – На смешной смеси русского с польским уверяла меня старшая. Я не придал этому никакого значения. Возраст женщин позволял предположить, что они могли учить русский ещё в коммунистической Польше.