Разговоры зевак стихли. Все повернулись налево, словно солдаты по команде офицера. Секунда тишины сменилась взрывом проклятий и агрессивным ревом, подобно извергающемуся вулкану.

Из-за стоявших взрослых Алкет не видел, что там происходит, но он много раз присутствовал на городских казнях. Он знал, что самое интересное будет на эшафоте.

Вот показалось начало процессии. Группа стражников с пиками шла по мостовой на главную площадь. За ними следовали несколько ослов, запряженных в повозку. Внутри нее находилась клетка с заключенным. Толпа выкрикивала ругательства и бросала в клетку гнилые овощи и булыжники, которые опытные горожане взяли заранее. Прутья клетки специально делали частыми, чтобы не позволить камням случайно убить узника. Со всех сторон слышалось:

— Цареубийца!

— Предатель!

— Гнусный Колдун!

Когда повозка миновала коридор разъяренных горожан, из нее выволокли человека в лохмотьях, который был не способен передвигаться самостоятельно. То, во что превратились его ноги, напоминало плавленый сыр. Они, переплетаясь, тянулись за ним, словно были частью чего-то инородного. На руках приговоренного отсутствовала кожа и мышцы висели, словно конопляные веревки. Лицо мага превратилось в сплошной кровоподтек, один глаз отсутствовал, заключенному сняли скальп.

— Ну и страшный же этот колдун, — заорал мальчик на ухо сестре, чтобы перекричать рев толпы. — Не хотел бы я такого ночью увидеть!

— Угу, — согласилась она.

Над площадью высилось здание, где на террасе казнь созерцали благородные горожане. Тут сидел кронпринц со своими министрами, а также многие из знатных домов и родов.

Двое крепких стражников поволокли Набира на постамент и привязали к столбу. Судья, подняв руку вверх, призывал толпу успокоиться. Когда люди перестали кричать, он начал оглашать приговор.

— Набир, бывший магистр магов, объявляется виновным в измене и убийстве короля. Повинен в шпионаже на стороне Идр, а также в попытке совершить побег, и последовавшей за ней смерти многих охранявших его стражников. Серьезность его преступлений обязывает нас применить к нему высшую меру наказания, путем четвертования. Заключенный будет лишен последнего слова и желания, так как грехи его слишком тяжкие.

Если бы магистру и дали слово, вряд ли он смог бы что — то сказать, так как у приговоренного был вырван язык. После провозглашения вердикта толпа оживилась и ликовала. Вновь послышались угрозы и проклятия. Четвертование применялось крайне редко.

— Такого я еще не видел, — с интересом сказал мальчик.

К помосту подогнали четырех лошадей, а узника сняли со столба и положили на стол. Каждую его конечность цепью соединили с одним из скакунов. После проделанной процедуры стол убрали, и узник повис на цепях, словно кулон на груди девушки.