Думаю, да, но не знаю, что именно. Как твоя мать? Как сестра? Как ты?
Мы в порядке. Пьем кофе и печем шоколадные кексы. Привет, рассвет!! Как Молли?
Джаред посмотрел на девочку на диване. Он укрыл ее одеялом. Голова пряталась в круглом белом коконе.
Мэри ответила, что скоро ему напишет. Джаред вновь повернулся к телевизору. Мастерица, похоже, не знала устали.
– Понимаю, некоторых людей это расстроит, но я не признаю стекло. Оно царапается. Я
– Может быть, – сказал Джаред. Он никогда не разговаривал сам с собой, но никогда и не находился в доме с телом в белом коконе, пока рядом горели леса. И не имело смысла отрицать, что эта маленькая розовая хрень, на его взгляд, ничем не отличалась от стеклянной. – Очень даже может быть, леди.
– Джаред? С кем ты говоришь?
Он не слышал, как открылась входная дверь. Вскочил, прохромал несколько шагов, чувствуя боль в колене, и бросился в объятия отца.
Клинт и Джаред стояли, обнявшись, между кухней и гостиной. Оба плакали. Джаред пытался объяснить, что он только на минуточку отлучился в туалет, он ничего не мог поделать с Молли и что он чувствует себя ужасно, но, проклятье, он не мог не отлучиться, и все выглядело нормально, он был уверен, что все будет хорошо, она болтала, как обычно, и пила «Маунтин дью». Все было плохо, но Клинт сказал, что все хорошо. Твердил снова и снова, и они обнимали друг друга все крепче, словно силой воли могли сделать так, чтобы все стало хорошо, и, возможно –
4
4Образец, который Фликинджер срезал с кисти Наны, напомнил припавшему к окулярам маленького микроскопа Фрэнку кусочек материи тонкого плетения. У нитей были нити, а у тех, в свою очередь, – свои нити.
– Это выглядит как растительное волокно, – сообщил доктор. – Во всяком случае, по моему мнению.