Однако они делали все, что могли. А Маунтин-роуд была усыпана наполнителем для кошачьих лотков.

– Ничего подобного, – поправила она себя. Это случилось много месяцев назад. Может, год?

– Чего – ничего? – спросил Терри. Они вышли из дома и направлялись к патрульному автомобилю, припаркованному перед домом Роджера.

Лайла, несшая кокон с Платиной, уставилась на Терри.

– Я говорила вслух?

– Да, – подтвердил Терри.

– Извини.

– Со всем этим не только заговоришь. – Он шмыгнул носом и направился к дому Золник.

Лайла спросила, куда это он собрался.

– Дверь открыта. – Терри показал пальцем. – На дворе глубокая ночь, а дверь открыта. Надо проверить. Вернусь через минуту.

Лайла села с ребенком на переднее пассажирское сиденье патрульного автомобиля. Казалось, прошло лишь мгновение, но часы показывали 2:22. А когда она садилась, на часах было 2:11. Двадцать два и одиннадцать – разные числа. Но одиннадцать плюс одиннадцать в сумме давали двадцать два. А это означало…

Число одиннадцать перекатывалось у нее в голове: одиннадцать ключей, одиннадцать долларов, одиннадцать пальцев, одиннадцать желаний, одиннадцать палаток в одиннадцати лагерях, одиннадцать красавиц посреди дороги, ждущих, когда их раздавят, одиннадцать птиц на одиннадцати ветках одиннадцати деревьев… нормальных деревьев, не воображаемых.

Что за дерево она видела? Если так пойдет и дальше, у кого-то обязательно возникнет желание вздернуть Иви на суку, у Лайлы не было в этом ни малейших сомнений, потому что все началось с нее, так или иначе все началось с нее и с Дерева, Лайла чувствовала это так же отчетливо, как ощущала тепло упрятанного в кокон младенца, лежавшего у нее на коленях. Маленькой девочки Сильвер. Одиннадцать маленьких девочек в одиннадцати коконах, напоминающих лимскую фасоль.

– Платина, Платина, – услышала она свой голос. Идиотским именем девочки была Платина, а не Сильвер. Сильвер – это фамилия судьи. Если Лайла и знала кличку погибшей кошки судьи Сильвера, сейчас она вспомнить ее не могла. А вот дочь Клинта звали Шейла Норкросс. Конечно, он в этом не признался, разочаровав ее, сильно разочаровав, не признался, что Платина – его ребенок. Или что Шейла – его ребенок. Губы Лайлы пересохли, и она вспотела, хотя в салоне патрульного автомобиля было прохладно. Она смотрела на распахнутую дверь дома Золник.

7

Терри понятия не имел, мог ли он что-то сделать для этого парня или нет. Такая мысль вообще не пришла ему в голову. Вместо этого он сел на кровать, положил руки на колени и несколько раз медленно, глубоко вдохнул. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя.