Да, тяжелое дело, вздохнула Ри.

– Ладно, значит, ты понимаешь. А наши с Дэмиеном отношения, вероятно, все равно бы закончились. Я это знаю. Мы были одного возраста, но в душе он был моложе. Думаю, для парней это обычное дело. Но он был даже моложе большинства. Сама посуди, пошел в парк играть в футбол, когда наш ребенок лежал больным дома. Тогда мне это казалось нормальным. Он все время уходил. «Я вернусь», – говорил он, или: «Я только в «Рикс», – или еще куда-нибудь. Я никогда не спрашивала. Считала, что от вопросов лучше воздержаться. Он меня умасливал. Цветы, конфеты, новая кофточка из торгового центра. Такие вот сиюминутные радости. Казалось, в нем было что-то забавное, но на самом деле в нем крылась злость. Он мог подойти к женщине, которая выгуливала собачку, и крикнуть: «Вы похожи на близняшек!» Или, проходя мимо подростка, сделать вид, что хочет его ударить, чтобы тот отпрянул. «Я просто шучу», – говорил он. И наркотики, из-за них он становился раздраженным. Он по-прежнему делал то, что хотел, но уже не весело, как прежде. Злость его сорвалась, как собака с цепи. «Посмотри на эту обдолбанную суку, Бобби», – говорит он нашему сыну и хохочет, словно это весело. Словно я – клоун в цирке. И тому подобное. Наконец я ему за это влепила пощечину, а он ударил меня кулаком в ответ. А когда я тоже ударила его кулаком, разбил миску мне о голову.

Наверное, было больно, посочувствовала Ри.

– Больнее было от того, что я понимала, что заслужила это и мой наркоманский муж имел полное право разбить мою наркоманскую рожу. Я ненавижу себя за это. Помню, я лежала на полу и видела монетку, закатившуюся под холодильник, вокруг валялись осколки синей миски, а я думала, что теперь появятся сотрудники службы опеки и увезут Бобби. И они, конечно же, появились. Коп увел Бобби из моего дома, мой ребенок с плачем звал меня, и, наверное, это был самый грустный момент в моей жизни, но я так обдолбалась, что ничего не чувствовала.

Грустно, сказала Ри.

6

Прошло десять минут, а Терри все не выходил из дома, в котором жили соседи Элуэев. «Золник», – было написано на почтовом ящике. Лайла не знала, что делать.

Они подъехали к дому Элуэев, по широкой дуге обогнули забрызганное кровью место, где лежали тела, и вошли через парадную дверь. Малышка, заботливо и скромно названная родителями Платиной, лежала в кроватке, целиком укутанная в белый кокон, по форме напоминавший фасолину. Нажимая на него, Лайла смогла прощупать ее тело. Было в этом что-то уморительное и одновременно жуткое, словно проверяешь на жесткость новый матрас. Но улыбка исчезла с лица Лайлы, когда Терри заплакал. Шел третий час ночи. Кризис длился порядка двадцати часов, а не спала она уже тридцать пять. Лайла закинулась, а ее лучший помощник напился и расчувствовался.