И всхлипнула, завыла сквозь зубы, кувшин с молоком, хлеб – все со стола долой. Мать ее природу, мать, мать!!

На полянке у опушки коней объезжали.

Эрлан встал за плечом Робергана, смотрел на белую кобылицу, что резво по кругу шла – грива шелковая, вьется по ветру, ноги тонкие, резвые, бока на солнце бликами играют – красавица. Смотрел на нее, а видел Эрику – живость порывов, глаза в которых огонь с водой сходились, день с ночью.

– Что-то ты не весел, – заметил лет, бросив на него взгляд. – А я за жрецом послал.

"Зря", – зубы сжал так, что хрустнули.

Роберган бровь выгнул, оглядел мужчину с ног до головы и плечами повел – вас, изначальных, и с хмельной головы не разберешь.

– Думал, гульнем… Помощь твоя нужна, – бросил без переходов.

"Какая"? – уставился на него Эрлан.

– С родичем твоим поговорить, если родич вообще, – придвинулся ближе, чтобы и птица на дереве не прослышала. – Мутный он больно, но сдается, может знать, где остальные. Попытать надо – что да кто и откуда. Он – не он, они – не они. Вроде с Лайлох знакомцы, и вроде как из оного теста, а так ли? Те ли?

Эрлан мрачнел от каждого слова. Вспомнилось, как Эйорику тот плененный обнимал, как они целовались.

"О чем ты?" – спросить вслух не мог – зубы свело от мысли, что не тот лишний, а он, что не с ним Эя сладилась – с тем.

Роберган к уху светлого качнулся:

– Не засланные ли? Эберхайм не на такое способен, не мне тебе объяснять. Приветим змей.

Эрлан глянул поверху сосен: видиться с соперником, что самого себя на ремни резать. Второе, пожалуй, и лучше.

Но есть резон в словах лета, да и самому определенности хочется.

Почему же она отказала, почему?!

– Что хоть сказала? – поинтересовался Роберган, видя, что далек мыслями светлый от земных дел.

– Что секс не повод для свадьбы, – бросил глухо.

– А секс это?…

"Постель!" – бросил, как в зубы дал, и пошел к дому лета. Тот бровь выгнул ему вслед: надо же. Вот зараза – баба.