– Нет, я сказала, – тон категоричный, взгляд жесткий и немного злой, а на дне зрачков тоска гиблым озерком плещется.

"Как подменили", – мелькнуло, а отпустить ее не может.

– Не понимаю.

– И не надо. Не знаю, как у вас, а у нас секс не повод подавать заявления в ЗАГС и бежать за букетом флердоранжа.

Эрлан потерялся – секс? Секс?!

И слов нет. Затоптался, нервничая и силясь понять, что происходит – она ли не в себе – он? Брюки подхватил, натянул, даже не заметив, рубаху, и опять к Эрике:

"Почему?"

Отвернулась.

– Эйорика…

– Хватит давить очарованием своего голоса!

"В этом дело? – развернул ее к себе: я молчал пока мы не сладились – все по- честному".

Молчит, в сторону смотрит, и ясно, что голос как повод использовала. Но почему?!

"Эя, ты все равно моя жена, уже жена", – щеки ей ладонями накрыл, заставляя посмотреть на себя: "ты сказала, что любишь".

Эя посерела, оттолкнула и отвернулась:

– Уходи, – процедила. Эрлан в конец потерялся, и уйти не мог, и остаться не смел, и как дурак, оглушенный отказом крутился по комнате то к выходу, то обратно, и все надеялся на что-то.

– Уходи! – вдруг закричала. Лой вздрогнул. Постоял, с тоской ей в спину глядя и, вышел. Ноги вниз по лестнице несли, а душа в комнате с Эйорикой осталась.

Ведовская уши зажала, зажмурилась, зубы сцепила, чтобы не слышать, как он уходит, не крикнуть вслед "вернись", не видеть пустоту в комнате.

Черт бы всех побрал и Нейлин в том числе! И природу – мать и себя не полноценную!

Любовь! Как было хорошо до того, как Эрика узнала, что это такое…

Эрлан, мрачный, как грозовая туча, сел рядом со стражем на ступень, булку отобрал, жевать начал, а вкуса не чувствует. Просто нужно было себя чем-то занять, зацепиться за какую-нибудь мелочь, чтобы не вернуться, не устроить как щенок скулеж – а что, а почему?