Эра лежала одна в тишине, бессильная, покинутая, и как выброшенная за борт. И вспомнилось, что было несколько месяцев назад – палата, бессилие, одиночество и ненужность. Все возвращалось на круги своя.
Эрлан все -таки ушел. Это радовало ее и убивало. И если он не вернется, она готова была его простить и даже поверить, что он играл вслепую.
Вот только чего она добилась кроме?
Она всегда предпочитала одиночество, так было проще и спокойней, но вспомнив как это, захотелось тут же забыть.
"Главное, чтоб развернули Дендрейта. А еще – как можно быстрее подняться: набраться сил", – уверяла себя. Она уже знала, что будет делать. Отрезав Эрлана, откинув его, она вывела из уравнения всех остальных. Теперь игра будет только со Стефлером. Один на один.
Лой наверняка сообщит ему, кто она. Впрочем, Эра глубоко сомневалась, что тот не в курсе. И предполагала, что дядюшка захочет ее использовать. "Интересно, примет ли в этом участие Эрлан? Прикрутят наверняка. Как же – главный исполнитель"
А если она неправа, если его играют вслепую?
Если б можно было с ним поговорить, если б она знала, как близко или далеко Дендрейт и сколько времени в запасе – можно было поступить иначе, не торопиться резать по живому.
Эра заметалась по подушке, жмурясь, чтоб сдержать слезы. Больно, тяжело, душа кричит, ее как разорвали пополам, и нет покоя. Боль разливается по телу, давит испариной и бессилием. И хочется пить, безумно хочется пить. Да только некому подать воды.
Кого винить? Сама решила, сама этого хотела. Все было ясно изначально. Но был ли иной способ проверить Эрлана и обезопасить город и ребят? Честно и прямо рассказать, послушать, что ответит Лой и… знать, что его вздернули или просто разорвали. Как здесь казнят? Какая разница? Нет, чтобы не было она ему не судья. Но и молодильные яблочки для дядюшки упыря добывать не станет и ему не даст.
Но как же не хватало Эрлана! Прижаться бы и, кажется, что боль оставит.
Эя начала сжимать и разжимать кулаки, чтобы занять себя, не думать. Сосредоточилась – рывок и села. И тут же рухнула без сил, захрипела от боли в грудине, на лбу бисером испарина выступила, и голова кругом, звон в ушах. Ничего, ничего,? пальцы смяли ткань. Дыханье постепенно выровнялось, боль больше не слепила, но глаза слипались сами.
Еще рывок?
Эя провалилась то ли в сон, то ли в пропасть.
Глаза открыла – вечереет, а в комнате по-прежнему никого. И, кажется, что осталась одна во всем мире. И пить хочется так сильно, что спасу нет. Взгляд ушел в сторону кувшина на столе, только до него добраться нужно. А как? Сил нет не позвать, ни двинуться.