На окно присел ворон, раскрыл клюв, оглядывая больную.

Ну, вот, Эберхайм явился, – чуть улыбнулась птице. Та оглядела комнату и спрыгнула на пол, а выпрямился уже мужчина. Прошел к дверям и стойкой их подпер.

Сел на постель к дочери, смотрит на нее и молчит. Пытает взглядом, изучает. А та бы пить попросила, но даже смотреть тяжело – веки давят, закрываются.

Мужчина вытащил из-за пазухи небольшой прозрачный флакончик и выказал на свет. А там, то ли камешки прозрачные, то ли чипы. Один на ладонь отправил, вытряхнув и в рот Эрике вложил, принес попить.

Девушка возмутиться не смогла и сплюнуть тоже. Камешек как капсула ушел в желудок и Эру выгнуло, глаза открылись, по телу, словно током дали.

– Аа! – вырвалось невольно. И спало все. Только потом прошибло, как выкупали. Лицо отерла и сообразила – рука легче стала и слушается. В голове гудело, как в линии электропередач, но стало много лучше.

– Что это? – прохрипела: что за хрянь ты мне дал?

– Неважно.

Эра глаза прикрыла – неважно! А что он вообще здесь делает?

– Тебе опасно, – надо же – голос появился. Надтреснутый и словно чужой, слабый, но уже себя слышит и от каждого слова в онемение от усталости не впадает.

– Что ты сказала Лой? Я видел его на площадке центральной башни и слышал часть разговора.

– Сказала, что есть – что ты мой отец.

– Зачем?

– А это неправда?

Мужчина, не мигая смотрел девушке в глаза и она видела, как мирятся в его зрачках удивление, непонимание, сожаление и тревога с уважением и благодарностью.

– Они поднимут книгу судеб.

– Пусть.

– Девочка, что ты задумала? Ты понимаешь, с чем играешь? Я изгой и ты, признавая меня, рискуешь стать изгоем.

– Расскажи, как ты превращаешься из ворона в человека и обратно, – перевела разговор на другую тему. – Куда одежда и этот флакончик? Что-то не заметила на птице ни талисманов, ни плащей.

– Они есть. Все остается, но невидно обычному глазу. Эхинох может узреть, что не в порядке со зверем или птицей. Его право видеть, что прячется незримой тенью. Но ты уходишь от ответа.