Невероятный поворот судьбы. Во главе мощнейшей религии стоял атеист. С детства все вокруг твердили, что он сын бога. Ему поклонялись и почитали как сына бога. Ему подносили дары. Он принимал инопланетные делегации. Он казнил или миловал.
И постепенно мальчик уверовал. Нет, не в то, что он сын. А в то, что он Бог.
Он Бог, царь и Первый Жрец… себя самого.
Он не верил в Ака Майнью. Может, потому, что никогда не видел. Явись Ака Майнью хоть раз — он оказался бы в числе самых ревностных его почитателей.
Мальчиком он часто в своих молитвах просил бога показаться. Прийти, приласкать, просто поговорить. Он так нуждался в отце.
Бог молчал.
И Баалин поверил. Поверил в себя. Поверил, что он и есть Бог. Этот самый Ака Майнью. А если вдруг Ака Майнью и вправду существует, что же, прости, папаша. Сам виноват. Так же неожиданно, как началась, музыка смолкла. Тишина ударила по ушам не хуже грома.
Теперь скоро.
Он получит доказательства существования бога. Или отсутствия оного…
Заунывно затянул последнюю молитву Первый Жрец.
Скоро.
Когда певун замолчал, процессия из четырех заслуживших эту честь наиболее ревностных служителей Ака Майнью мелкими шажками двинулась в сторону одиноко стоящего Баалина.
Шедший впереди — морщинистый старик с длинными спутанными волосами нес на жилистых руках небольшую подушку. Красный бархат. Без украшений. Старика распирало от гордости.
На подушке лежал ключ. Большой, массивный. Сейчас таких не делают. Лет триста ему, наверное. Столько, сколько центральному храму.
— Прими от нас, о избранник, сын великого… — Ритуальную форму старик читал на редкость писклявым голосом.
Баалин отвечал. Он не помнил, что отвечал, но, наверное, отвечал правильно. Потому что ключ оказался у него.
Необычно холодный. Шершавый.
Главный барабан начал отстукивать ритм. Каждый удар колотушки — шаг. Двенадцать ударов. Двенадцать шагов. Двенадцать ступеней между адом и раем. Расстояние по нескольку раз тщательно вымеривалось и рассчитывалось.
Рассчитали. Правильно рассчитали.
Последний удар. Баалин замер у заветной двери.