Шарль, очнувшись, сначала вперил в него безумный взгляд, а после перевел его на свою наполовину отхваченную уже руку, и сказал с совершенно необъяснимой и пугающей улыбкой на бледном, обескровленном лице: — клянусь, сам дракон ее отнял! Тогда-то Брэндон и понял, что ненавидеть это существо, а называть Тюффона человеком он больше не решался, равнозначно тому, чтобы ненавидеть море за то, что его волны высоки и иногда в них гибнут люди. Нет, он не пожалел его и не стал ненавидеть меньше, наоборот, все сделалось еще хуже, он понял, что даже врагом не сможет его считать. Этот безумец не управлял собой, он был живым вместилищем некой космической силы, которой чуждо все человеческое, но которая не способна без него существовать. Мировосприятие Шарля было настолько искажено, что он потерял даже малейшее представление о том, как должны вести себя люди в той или иной ситуации в соответствии с понятием о морали, не говоря уже о чувственном им сопереживании. На тот момент Шарль еще не знал о гибели Дейва, но Брэндон был уверен в том, что узнай он о ней, его реакция была бы далека от раскаяния или реакции верного друга, узнавшего о случившейся с его товарищем бедой.

Лишь спустя неделю после операции Шарль, немного оправившись, узнал в подробностях о случившемся. Он сам попросил ему сообщить, и сам следопыт, скрипя сердцем, чтобы не скрипеть зубами, рассказал ему в подробностях, как все было. Проводя ампутацию, Брэндон в тайне надеялся на то, что он умрет, ее не пережив. Сыграла ли в этом молодость или та космическая сила, которая владела им и толкала на разного рода безумия, но молодой Тюффон выжил и подавал надежды на восстановление. Он часто рассматривал стянутые края кожи культи, но делал это не как солдат, вдруг ставший бесполезным, но как ученый рассматривает микроб сквозь увеличительное стекло микроскопа. Однажды он сказал Брэндону:

— Были бы вы помоложе, клянусь Гнозисом, я предложил бы вам стать врачом и оплатил бы ваше обучение в лучшем из столичных учреждений! Проделать такую операцию впервые в жизни и так искусно… Впервые ведь? Да… Вы прирожденный медик, Брэндон, и вообще человек больших талантов!

Старый следопыт молча поставил ведро с водой и вышел. Ни одна черта его бесстрастного лица не отразила бурю чувств, его охватившую. Таким же бесстрастным и холодным было лицо Шарля, когда тот узнал о гибели Дейва. Он умолк надолго, его взгляд остекленел, и хотя Брэндон очень ждал его ответа и даже на него надеялся, молодой Тюффон не проронил ни слова, он повернулся к нему спиной и затих, кажется, уснув.