– А стой! – резко прервал Канцлер брат–капитана. – Можешь не продолжать, я понял.

Рядом стоящий генерал и полковник сильно удивились панибратскому и неуважительному отношению Канцлера по отношению к воину из полк–ордена. Но удивления своего они не подали, лишь продолжили стоять с каменными и официальными лицами, которые были утверждены стандартами Министерства Лицевого Этикета. Канцлер немного постоял в молчании, лишь держав ладонь у подбородка, обхватив его, но всё же потом спросил у брат–капитана важную информацию, как ему казалось, от которой зависела судьба наступления.

– По вашему мнению, каков может быть исход наступления, если мы начнём штурм в ближайшие два дня?

– Господин Канцлер, прогноз не утешителен. Запасов снарядов для артиллерии осталось не много, по расчётам на четыре дня. Сухого пойка осталось натрое суток. С учётом ещё и наших танков, то у нас получается двадцать шесть боевых машин. У меня двадцать бойцов было убито. Из–за бюрократических проволочек мы не имеем ни ПЗРК, ни авиации, ни провианта, ни боеприпасов, ни боевых машин, ни хорошего снаряжения, потому что, почему то были брошены полк и корпус, не прошедшие перевооружение. Без всего этого наше наступление может попросту захлебнуться. Мы можем подождать несколько дней всего нам необходимого и потом начать наступление.

Канцлер внимательно выслушал доклад брат–капитана, после чего въедливо спросил:

– У вашего полк–ордена самая лучшая и современная техника, и поэтому я хочу спросить: вы готовы пойти на штурм дворца наместника федерации?

Брат–капитан постоял пару секунд, точно подбирая нужные слова, после чего без колебаний, с уверенностью и преданностью в голосе сказал:

– Господин Канцлер, что вы прикажите, то мы и будем исполнять. Если вы нам прикажите сейчас пойти на самоубийственный штурм столицы повстанцев, то мы пойдём. Если вы прикажите, то мы войдём в Сантьяго де Компостела. Если вы нам прикажите штурмовать укреплённый дворец наместника Иберийской Федерации, то мы без колебаний и страха пойдём на штурм дворца повстанцев. Что вы прикажите, то мы и исполним.

Канцлер немного опешил от такого ответа, его взгляд сделался глубоким и удалённым, а лицо, застывшее в гримасе удивления. Но он не поменял мнения о полк–ордене или планов насчёт него, его всего лишь удивила такая решимость и готовность пойти на верную смерть. Он постоял несколько секунд, размышляя о сказанном, потом, отделяя слово от слова, сказал:

– Спасибо, я, понял. – Но потом внезапно пренебрежительно кинул. – Не нужно было здесь разводить этот пафос, какой вы создали в Великой Пустоши.