Пытать Клема расспросами о покупателе смысла не было: я знал, кто это.

– Так ты уже решил, как будешь заниматься этим делом? – спросил Клем.

Я ответил что-то невнятное. Было непонятно, что и предпринять, кроме как разворошить старые воспоминания и смотреть, как пыль от них оседает на жилище Грэйди.

– Ну ладно. Если понадобится какая-нибудь помощь, давай мне знать, – сказал Клем.

Мы поднялись уходить. Я прихватил чек, хотя до этого сам кольнул Клема насчет его зажиточности.

– Да все уже оплачено, – сказал он. – Я кредитку оставил на кассе.

– Ну ты зря.

– Ну-ну. Во-первых, я рад тебя видеть. Во-вторых, я нынче вообще нечасто общаюсь с теми, кто на тридцать лет моложе меня. Мне и это в радость: я хоть не окончательно чувствую себя старым пердуном.

Снаружи стало прохладно. Парок изо рта застывал на дневном воздухе как невыполненное обещание.

– А ты сам когда-нибудь возвращался в дом Грэйди? – спросил я Клема, когда мы шли к своим машинам.

– Нет. Оно мне незачем. Даже если бы и пришлось, я б там надолго не задержался. Там в самой атмосфере что-то нездоровое. Ты там был, так что понимаешь, о чем я. Такое впечатление, что там в стенах и полах какие-то химикаты. После того как Грэйди себя укокошил, те, кто бывал в его берлоге, жаловались на тошноту; кое-кого даже рвало. У меня у самого несколько недель голова была как чугунная. Правда, это было двадцать лет назад. Вонь там, может, сейчас уже подвыдохлась, но все равно не до конца.

Его слова вызвали в памяти то, как у меня после недолгого пребывания в доме Грэйди голова тоже пошла кругом. Клем прав. Что бы ни находилось в том доме, оно сейчас там медленно разлагалось, как полураспад радиоактивных отходов.

Расстались мы на Коммерческой. Клем крепко, обеими руками сжал мне ладонь.

– Никаких «если только», – сказал он на прощание, – помни это. Не допусти, чтобы что-нибудь случилось с той девчушкой. Слишком уж много нынче пропавших детей. Ты это знаешь лучше, чем кто-либо другой. Слишком, слишком много потерянных детей…

VI

В тот день ближе к вечеру я отправился в городишко Брюэр. Рэй Сабо вместе с женой перебрались обратно в Мэн, чтобы жена была-де ближе к матери – доказательство, что Рэй человек не только неприглядный, но и глупый. Когда женщина вроде Эдны Сабо заявляет, что хочет быть ближе к матери, это вполне можно приравнять к предупреждению – дескать, пакуй вещички и присматривай себе холостяцкую квартиру, – потому что такой переезд не сулит мужчине ничего хорошего. Поговаривали, что семейная лодка Рэя Сабо безудержно несется на рифы. А может, уже и принеслась.