Левая рука занемела, наверное, из-за неудобной позы. Он попробовал переменить положение, но стало еще хуже. Боль быстро распространялась по телу, словно яд, впрыснутый в кровеносную систему. Он открыл рот, и приток воздуха смешался со слюной. Грудь сдавило, как будто его оседлала какая-то незримая сущность, стискивая сердце так, что оно представлялось зажатой в кулаке красной массой, из которой выжималась кровь.
Ее голос доносился из прошлого, возвращаясь к нему словно эхо.
Тогда он обнял ее и поглаживал по спине, тронутый силой ее чувств, но в душе считая ее глупышкой: надо же, разнюнилась из-за дурацкого сна. Разве можно реагировать на пустяки!
Сейчас она, не просыпаясь, шевельнулась, и теперь уже плакал он, а боль выдавливала слезинки в уголках его глаз.
Я умираю, подумал он, свершилось.
– Тихо, – пролепетала жена.
Он посмотрел на нее. Глаза ее были по-прежнему закрыты, но губы шевелились, и она отчетливо прошептала:
– Тихо. Я здесь, и ты – тоже рядом со мной.
Она повернулась на бок – ее руки протянулись и заключили его в объятие.
Лицо его окунулось ей в волосы, он вдохнул ее запах и коснулся ее в своем приступе агонии. Сердце его разрывалось – и все неслось к концу в фатальной неспособности мышц и крови. Она крепко прижала его к себе, сдерживая поток последних слов, слетающих с губ бессвязной скороговоркой.
Прежде чем его облек мрак.
Прежде чем навеки воцарилось безмолвие.
– Тихо, – шепнула она в секунды его угасания. – Я здесь.
– Тихо.