В общем, имел все основания думать, что, пока великий князь Николай будет пребывать наместником Западной Сибири, лично мне ничто не грозит. Только и это не могло длиться вечно. Мне нужно было смириться и признать, что невероятной мощи административный ресурс, которым обладал, дело временное. Побуждающее к тому, чтобы еще более активно заняться реформами края.

Зная из газет о затянувшихся переговорах в Вене и подозревая, что главная причина назначения цесаревича Николая моим начальником кроется как раз за желанием поторговаться с европейскими политиками среднеазиатскими землями, я рассчитывал, по крайней мере, еще на год относительно спокойной жизни.

Тем неприятней было читать в послании Елены Павловны слабо завуалированные намеки на непраздность цесаревны Марии Федоровны. Потому как если «придворный ученый» права, то супруга моего начальника вскорости – сто процентов – засобирается в столицу. А немного погодя и Никса за нею следом…

Великая княжна – голову даю на отсечение – наверняка была абсолютно точно осведомлена о физическом состоянии принцессы Дагмары. И все-таки писала мне что-то вроде: «Сашенька Куракина донесла отцу своему, церемониймейстеру Алексею Борисовичу, что, дескать, наша Минни одолеваема ныне расстройствами и кушать совсем не в силах. А от всего съеденного немедля son coeure. Мы все здесь молимся за здоровье нашей любимой девочки, однако же и за то, чтобы эта ее хворь обратилась в нечто более значительное для империи». Этакий элегантный намек на беременность, едрешкин корень. Елена Павловна просила меня присмотреть за «бедной девочкой», что, скорее всего, должно означать «разузнай получше». А кого я мог спросить? Дагмара со всей свитой в тот же день, как стало известно о полном разгроме поляков под Тутальской, немедля вернулась в гороховский особняк. И быть может, это только кажется, но Минни стала избегать моего общества. Хотя я ни единым намеком, ни словом, ни делом не дал ей понять, что могу себе позволить на что-то рассчитывать.

Вслед за покровительницей меня стали сторониться и остальные фрейлины. Благо хоть Наденька Якобсон, в силу полуофициального статуса невесты, не воротила от меня нос. Но ведь и ее не спросишь прямо: а не понесла ли принцесса? Или того пуще: скажи-ка, друг мой любезный, какой срок доктор определяет? Потому как очень бы не хотелось узнать, что то до сих пор нежно лелеемое в самых закоулках памяти ночное происшествие – не более чем банальная случка с целью получения потомства. Прошу прощения за мой низкий слог, но быком-производителем даже для наследника имперского престола быть не хотелось.