А тогда вопрос: зачем его здесь держат? СД хочет подкорректировать образ в каких-то своих интересах? И бабы тут при чем? Ладно, посмотрим. Пока постараемся образа будущего не менять. То есть оставаться самим собой.

Итак, планы на сегодняшний день.

Завтрак.

Попросить Наташу, чтобы подтянула по разговорному немецкому.

Сделать перерыв, прогуляться с Наташей в саду, пусть расскажет о жизни в рейхе, не по зомбоящику же судить. Почитать свои стихи.

Вернуться в библиотеку, посмотреть, чего есть интересного, чтобы Наташа помогла с переводом. Опять-таки какая-то прокачка по иностранному языку.

Обед.

После обеда продолжить обследовать с Наташей парк, посмотреть, что это за чайный домик такой.

Перевод телепрограмм.

Ужин.

Музицирование при свечах.

Все-таки не голое безделье. И кажется, такой расклад должен всех устроить.

Основных психологических противников, с коими придется общаться непосредственно, прорисовывается два: Наташа и Гитлер. Красавица и чудовище. Альтеншлоссер сознательно ушел с арены.

Начнем с Наташи. «Располагать к себе людей, завоевывать доверие, влиять на их мнение — как нам без этого…» Идеальное воплощение тезиса. Прелестна, умна, образованна, деликатна, откровенна, близка по менталитету, критически относится к режиму (должно вызывать доверие), графиня (должно тешить самолюбие). В личном плане свободна, что позволяет ухаживать, выглядит хрупкой и беззащитной, что вызывает желание защищать. Вместе с тем не видно, чтобы она была капризной или слабохарактерной, и на первый поверхностный взгляд поддерживает себя в хорошей физической форме. Просто пятый элемент какой-то.

Но это если с рациональной стороны. А о женщинах надо судить с эмоциональной.

…В гостиной стоял полумрак, и отблески пламени камина, разбавленные тройными канделябрами на фортепиано, отбрасывали таинственные причудливые тени. В этом живом трепещущем свете мерцало старое благородное дерево, и в глазах Наташи, казалось, в самой глубине, блуждали какие-то дьявольские огоньки. Ее тонкие пальцы нежно порхали по клавишам, и от этих прикосновений гостиную наполняли волшебные звуки; Виктору показалось, что никогда, ни на каком концерте он не слышал раньше такого прекрасного исполнения. Вокруг него все слилось воедино — и зыбкое пламя камина, и эта загадочная комната, и вытягивающиеся огоньки свечей в строгих серебряных канделябрах, и эти светлячки в глубине выразительных глаз, и отклики фортепианных струн, и еще что-то, что шевельнулось в его душе в такт этим струнам, этим глазам и этому полету пальцев, то неслышно-осторожному, то порывисто-стремительному.