Морвин убрал с мерцающей Сферы ладони. У него был раненый взгляд. Почему? Ведь он сам сделал это с нами. Своей ложью.

— Значит, вот что ты решила, Маэлин… Как я мог так ошибиться! А еще как последний идиот принес это… Хотел отдать тебе после Турнира… Хорошо, что не успел.

Достал из кармана промокшей форменной куртки что-то маленькое, бросил в грязь. Отвернулся, покачнувшись, не говоря больше ни слова. Пару мгновений я смотрела ему в спину — как тогда, в нашу первую встречу. Неужели так же я буду смотреть, когда мы расстанемся? Неужели это судьба и ничего нельзя изменить?

Я подалась вперед… не помню, что хотела сказать. Возможно, окликнуть — удержать из последних сил уходящее счастье. Резко зачесалось запястье, и я остановился. Порыв угас, как свеча на ветру.

Молча и неподвижно я смотрела на то, как в напряженной ладони Морвина появляется артефакт перехода. Он снова, не оборачиваясь, уходит из моего мира. Но на сей раз не собирается возвращаться. Пусть. Так будет лучше. Лучше совсем не любить, чем раз за разом чувствовать такую боль.

Когда остаточное сияние портала угасает, гаснет и моя Сфера, словно увядший цветок, разом потерявший все лепестки. И я сама себя чувствую такой же — голым стеблем, дрожащим на ветру.

Олень гарцевал тонкими изящными ногами, фыркал, беспокоился. Отец… молчал, ничего не спрашивал. Мой милый все понимающий папа. Дома, конечно, мне устроят допрос по всем статьям — но не сейчас. Сейчас он просто смотрит с искаженным от беспокойства лицом, как зареванная дочь делает несколько шагов — неловко, будто сломанная кукла.

Я склонилась и подняла с земли то, что уронил Морвин. Комок грязи облеплял это, и я никак не могла разобрать. Просто сунула в левый карман, нашитый на студенческом платье. Правый уже был чем-то занят.

За моей спиной папа спрыгнул на землю, подошел, привычно остановившись в паре шагов — и сказал, очень просто и буднично, словно звал меня на завтрак:

— Улитка, пойдем домой.

Глава 67

Глава 67

Следующие дни прошли, как в бреду. Почти ничего не помню.

Что-то делала, о чем-то разговаривала, иногда кое-что ела. Запирала на замок мысли, чувства, душу. Пряталась от самой себя — и от воспоминаний. Что все чаще и чаще каленым железом жгли мою память.

Дженни приехала на несколько дней со мной — но я взяла с нее обещание, что она как можно скорее вернется обратно в Академию. К учебе, к планам по выращиванию семечка Замка золотой розы и к Олаву, который берег его до ее возвращения. Счастливые до безумия глаза сестры, когда она забывала временами о моих бедах и погружалась в мечты, служили мне единственной отрадой.