Слезы бегут по щекам, а я боюсь их вытирать, чтоб он не заметил, что плачу.
Когда все так изменилось? Когда наше счастье утекло, как вода сквозь пальцы?
И тут же в груди кольнуло. Правильный ответ — когда мы перестали друг другу доверять. Когда на мой вопрос «О чем ты думаешь?» он сказал мне — «Не важно. Потом». А я… не стала ему рассказывать и тайком сделала… что?
Дыхание резко закончилось в груди.
Я рывком села и посмотрела на запястье — туда, где мерцал в полутьме почти стершийся силуэт увечного паука.
Я не сказала Морвину о письме Солейн.
Позволила червоточине подозрения вцепиться в наши чувства. Если бы мы открыли письмо вместе, если бы я прямо спросила его, правда ли то, что он был со мной лишь ради собственного Замка… я бы не оказалась один на один с гадкой, мерзкой магией, что терзала меня все это время. Он бы мне помог. И развеял бы все мои подозрения. Объяснил бы то, что я отказалась слушать — и в здравом уме я ни за что бы не отмахнулась от правды о том, что целый мир гибнет, а он всего лишь боялся неосторожным, преждевременным словом разрушить последнюю надежду на его спасение.
Ти была права — я действительно забыла кое-что важное. То, что важнее всего.
Забыла самое главное — что бы ни случилось… я люблю этого мужчину. Люблю таким, какой он есть. С его силой и слабостями, сомнениями и недостатками… любого. Потому что я полюбила его не за то, что он единственный мог проникнуть за Сферу и коснуться меня. И не за шикарную спину… хотя она у него и правда шикарная.