— Какая у меня предусмотрительная невеста. Только бедовая немножко. Оказывается, стоит отпустить на шаг — и она умудряется или в шкаф угодить, или заклятие поймать… так что больше не отпущу.

А потом мы срываемся — и впиваемся друг в друга всей силой накопившегося за время разлуки голода.

Упоительные, сумасшедшие поцелуи — до боли в губах. Объятия — до жара на коже от вплавленного в меня черного пламени.

Он целует мои веки, лицо, шею, прижимает все крепче… И огненной спиралью внутри закручивается желание — от каждого слова, выдохнутого хриплым шепотом мне в волосы.

— А завтра… ты успешно пройдешь испытание Храма Великой Матери.

— Умгу.

— Твое имя… когда я впервые ощутил его на языке, оно звучало как поцелуй.

— Я всегда знала, что в глубине души ты — неисправимый романтик.

— Люблю тебя, Эмма.

— И я тебя лю…

И небо обрушилось на меня, и придавило всей своей тяжестью. И я плыла среди звезд, подчиняясь музыке небесных сфер, подчиняясь ритму движения созвездий — древнему, как сама жизнь. И плавящий жар этого неба был везде — вокруг меня и на мне, на каждом сантиметре моей кожи, распыляя меня на молекулы и собирая вновь — во что-то новое, неизведанное. А потом стал и во мне.

Глава 74

Глава 74

Ночь плыла над городом — необыкновенно тихая, она непривычно пахла гретым камнем и пылью. Ни птиц, ни звука людских голосов… Она все еще была темна, хотя край неба уже светлел украдкой. Но это все еще была наша ночь, наполненная шепотом и нежностью. Ночь, каждое мгновение которой мне хотелось сберечь в памяти как величайшую драгоценность.

Я лежала на груди у Морвина — счастливая, но совершенно без сил. Он выводил на моем плече какие-то узоры задумчиво и временами зарывался носом в мои спутанные влажные волосы, чтобы втянуть запах.

— Да-а, Ледышка… Иланна вряд ли рассчитывала на такой эффект своего коварного плана.

Я хихикнула.