Как же я была горда! Как радовалась. Как предвкушала это путешествие — первую дальнюю поездку, ведь из-за болезни сестры вся наша семья была страшными домоседами.

Ну а когда тебе шестнадцать, а вокруг целый неизведанный мир, похожий на шкатулку с сюрпризами, ужасно хочется ее поскорее открыть. Я очень надеялась, что на балу в доме Шеппардов будет много кавалеров, и я смогу протанцевать весь вечер. У нас-то шумных праздников не бывало.

С помощью бабушки мы пошили мне очаровательный бальный наряд — нежно-розового цвета, в пене белых кружев. Мама только посмеивалась, провожая меня, и убеждала папу не смотреть волком на любого юношу в радиусе мили, кто покусится на его драгоценную Улиточку. Папа отшучивался, ворча.

В общем, предстоял грандиозный вечер. Стыдно было перед Эммой, но я обещала ей все-все рассказать, да и она меня заверила, что лучше проведет пару часов за книгой, чем в душной толпе. Короче говоря, совесть моя была абсолютно чиста.

И вечер был действительно чудесен.

Все испортил Олав Шеппард.

Я так мечтала о том, что мой первый танец на балу будет романтичным, запоминающимся, мечтала о блистательном кавалере с ослепительной улыбкой, который станет говорить мне комплименты и заставит почувствовать себя самой красивой и желанной барышней на свете…

Но предлога отказать, когда меня пригласил сын хозяина поместья, не нашлось — было бы слишком невежливо.

И мой первый танец на балу прошел в гробовом молчании. Мой кавалер просто на меня смотрел и все. Я пыталась шутить, как-то разрядить атмосферу — но Олав отвечал невпопад, а потом и вовсе замолчал. И просто смотрел — как будто никогда раньше не видел. Я боялась, дырку протрет. Смутилась совершенно и чувствовала себя так, будто в грудь насыпали угольков — не знала, куда взгляд девать.

Когда он попытался пригласить и на следующий, просто-напросто позорно сбежала, спряталась в другом конце бального зала. Меня приглашали другие кавалеры, но вечер был безнадежно испорчен — потому что с кем бы я ни танцевала, спиной чувствовала все тот же взгляд. И теперь сама отвечала невпопад, никак не могла собраться, наверняка показалась своим кавалерам ужасно недалекой и косноязычной девицей, а в завершение всех бед стала наступать им на ноги.

Всю дорогу домой я сидела в углу кареты, надувшись, и на папины расспросы о том, как прошел вечер, отвечала очень скупо.

— Мам, Олав Шеппард испортил мне весь праздник! Терпеть его не могу! — заявила я маме, стаскивая перчатки и в злости швыряя их вместе с веером в ближайшее кресло.

Папа с мамой переглянулись и ничего мне не ответили.