– Занимательно, – прокомментировала Эсора.

– Почему он ничего не делает? – удивилась Розали.

– Думаю, ты просто здорова. Что, даже костяшки не оцарапала?

Девушка осмотрела руки и стерла подсохшую кровь.

– Кожа целая, – пожала плечами она.

– А психика? Сильно переживаешь из-за этих деградантов?

– Немного… я не люблю драться, это не мое. Людям почему-то нравятся все эти конфликты, а я вот… не могу так.

Эсора усмехнулась.

– Хотела бы я встречать побольше таких, как ты… И прости, что не уладила конфликт мирно. Наверное, шанс был, просто не привыкла сдавать назад перед всяким сбродом.

– Они были очень агрессивные, – согласилась Розали невпопад.

Девушки несколько минут просидели молча, пока робот обмазывал ребра и лицо Эсоры заживляющим гелем. Из-за перегородки доносилась неясная болтовня аламарси и землянина, пока, наконец, первый не перешел на повышенные тона:

– Что?! Да я самый что ни на есть ценитель тонких, чтоб его, искусств!

– А кто в поместье барона поливал картины зажигательной смесью? – удивился Гэри.

Перегородка втянулась в стену и явила миру потрепанных бойцов де Кармы. Землянин ухмыльнулся, и один из его зубов блеснул первозданной белизной. Интересно, как быстро он его угробит?

– Поджигал я, а предложил ты! – парировал аламарси. – И, во-первых, то было не искусство, а мазня. На моем месте так поступил бы каждый! А во-вторых… я не знаю, зачем сказал «во-первых»…

– Какая тонкая у тебя организация души, – усмехнулась Эсора. – Жечь не понравившиеся картины – поступок настоящего эстета.

– Так и есть, – Адам вздернул подбородок. – Под моей невзрачной внешностью скрывается изысканная личность.

– Значит так, драчуны, – в ухе раздался мягкий баритон де Кармы, который приятно контрастировал с бубнящими голосами его подчиненных. – Заживляйте раны, ешьте, пейте. И жду вас в первом ангаре через полчаса – скоро прибываем на Михъельм.

– Принято, – отозвалась Эсора.

– Мной тоже, – согласился Гэри.