Светлый фон

Мэтью, пользуясь моментом, прижал меня к стенке за холодильником. Его сын, войдя с дровами, застал меня взлохмаченную и в задравшейся рубашке.

– Потерял что-то за холодильником, Мэтью? – спросил Маркус невиннейшим тоном.

– Нет, – промурлыкал Мэтью.

Зарывшись мне в волосы, он впивал аромат моего возбуждения – напрасно я лупила его по плечам.

– Спасибо за дрова, Маркус, – пискнула я.

– Может, еще принести? – Светлая бровь выгнулась, совсем как отцовская.

– Хорошая мысль, вечером будет холодно. – Я повернула голову, чтобы урезонить Мэтью, и он тут же начал меня целовать.

Маркус и дрова сразу потеряли всякое значение.

Когда Мэтью не подкарауливал меня в темных углах, он варил зелья с Сарой и Маркусом. Со времен трех шекспировских ведьм вокруг котла еще не собиралось столь нечистой троицы. На картинке под действием заветных паров так ничего и не проступило, но зельевары не опустили рук. Они торчали в буфетной часами, листали бишоповскую книгу и составляли смеси – вонючие, взрывчатые, вонючие и взрывчатые одновременно. Однажды после особенно громкого хлопка, за которым последовал раскат грома, мы с Эм не выдержали и ворвались к ним.

– Что вы тут вытворяете? – подбоченилась Эм.

Из трубы в камин сыпалась сажа.

– Ничего, – ответила перемазанная Сара. – Хотела расщепить воздух, но что-то вышло не так.

– Расщепить? – удивилась я.

Мэтью и Маркус важно кивнули.

– Я тебе покажу воздух, Сара Бишоп! Изволь до ужина прибраться в комнате! – набросилась на нее Эм.

Случались и менее веселые сцены. Мэтью с Маркусом каждое утро выходили поговорить, оставляя меня в обществе Мириам, Сары и чайника. Далеко они не отлучались – их всегда было видно из окна кухни. Как-то раз Маркус стремительно пронесся по саду и вбежал к нам.

– Диана, – буркнул он в качестве «доброго утра» и помчался к парадной двери, крича на ходу: – Черт! Я еще слишком молод!

Взревел мотор – Маркус предпочитал спортивные машины внедорожникам, – и автомобиль, шурша гравием, вылетел со двора.

– Что это с ним? – Я поцеловала вошедшего Мэтью в холодную щеку.

– Так, дела, – сказал он, возвращая поцелуй.