– Гляди, Джек, опять крутится, – сказала Энни, глядя на компендиум.

Швабра – кроме Джека, все в доме называли щенка только так – затявкал, возбужденно виляя хвостом. Затявкаешь тут, когда лунная вольвелла начала вращаться сама по себе.

– Спорю на пенни, что эта штука будет крутиться до самого полнолуния, – сказал Джек, плюнул себе на ладонь и протянул руку Энни.

– Никаких споров! – инстинктивно вырвалось у меня.

Я опустилась на корточки рядом с мальчишкой.

– Джек, когда это началось? – спросил Мэтью, отпихивая Швабру.

Джек пожал плечами.

– Это началось, когда вашу игрушку принесли от герра Габермеля, – сообщила Энни.

– А она так крутится весь день или только в определенное время? – спросила я.

– Один или два раза. И компас поворачивается один раз. – Вид у Энни был опечаленный. – Зря я вам сразу не сказала. Эта вещь… магическая. По ощущениям чую.

– Ничего страшного, – улыбнулась я. – Бед этот подарок нам не принес.

Я дотронулась до центра вольвеллы и приказала ей остановиться. Устройство подчинилось. Когда вращение прекратилось, серебряные и золотые нити вокруг компендиума стали медленно растворяться в воздухе. Серая осталась и почти сразу затерялась среди множества других разноцветных нитей, наполнявших наш дом.

– Что все это значит? – спросил Мэтью.

Утихомирив детей, я отняла у них неподобающую игрушку. Я нашла ей новое место – на плоском балдахине нашей кровати.

– Кстати, у многих есть привычка что-то прятать наверху балдахина. Джек перво-наперво сунется туда.

– Нас кто-то разыскивает, – сказала я.

Последовав совету Мэтью, я сняла компендиум с балдахина и теперь искала подарку Габермеля новое место, где бы он не бросался в глаза.

– Разыскивает? В Праге?

Мэтью потянулся за компендиумом и, получив его из моих рук, спрятал под дублет.