— Хочу увидеть. Твои глаза.

«Чего ты боишься? — спросила себя Лени. — Дума­ешь, он увидит в них правду?

Но она, конечно, была сильной. Уж всяко сильнее его. Заставила себя разоружиться, и все равно — гля­дя ей прямо в нагие глаза, он не увидел в них ничего плохого.

— Оставила бы так. С ними ты почти красивая.

— Ничего подобного.

Она ослабила мембрану и протолкнула под нее плату. Рикеттс не сумел ее удержать, уронил на матрас. Пленка уже восстановилась, не оставив даже шва. Пока Кларк переводила на максимум поверхностное натяжение, cмущенный своей неуклюжестью Рикеттс старательно разгля­дывал устройство. Потом он медленно, осторожно надел шлем. Справился и завалился на спину, тяжело отдуваясь. Коэновская плата засветилась.

— Черт, — вдруг прошипел Рикеттс. — Вот же дрянь поганая! — И, помолчав: — А, вот в чем твоя проблема.

— В чем?

— В пространстве для маневра. Она вроде как атакует рандомные адреса, но ты поместила ее в очень тесную клетку, вот она и зациклилась на собственном коде. Если добавить памяти, продержится дольше. — Помолчав, он спросил: — А вообще, зачем ты ее держишь?

— Я просто хотела кое-что у нее спросить, — още­тинилась Кларк.

— Шутишь, что ли?

Кларк покачала головой, хотя парень ее не видел:

— Я...

— До тебя что, не доходит, что она ничего не со­ображает?

Она не сразу поняла его.

— То есть?

— Она и близко не дотягивает по размеру, — пояснил Рикеттс. — На тесте Тьюринга и двух минут не продер­жится.

— Но она отвечала. Пока не зависла.

— Нет, не отвечала.