— Чего они сопрут? — возмутился отец. — Они же иностранцы. Чего иностранцам у нас переть?

— Не знаю. Может, военную тайну какую.

— Клопоморную тайну, — съязвила Наталья.

— У нас можно только неразгаданность и широту души спереть, — заявил Сигизмунд. Подергал себя за ворот рубашки. — Во!

На Наталью глянул.

— Не пора? Уже восьмой час.

Ярополк закричал, что не пора. Бабушка обещала дать пирожков с собой.

— И мне тоже дай, — сиротским голосом поклянчил Сигизмунд.

Мать сделала ему знак, чтобы вышел на кухню. Там усадила, плеснула холодного кофе, принялась разговаривать по душам.

— Как ты живешь, Гоша?

— Справляюсь.

— Может, тебе денег дать? Мы пенсию получили…

— Вы что, очумели?

— А кто, кроме родителей…

— Ну все, мам. Хватит.

— Что за норвежцы? Ты жениться надумал?

— Какое жениться, мать… Я рыбой торговать надумал…

Мать прихлопнула ладонью массивную брошку — красивую чешскую бижутерию блаженных времен застоя.

— Сердце ведь чует, Гошенька… Изболелось…

— У меня все нормально, мам.