– Моя джхара, – не то рычал, не то стонал Экатор, нежно поглаживая ее второй рукой, вырисовывая узоры когтями по ее груди, почти обжигая ее этими прикосновениями и даже не царапая при этом.

Он снова целовал ее ноги и медленно облизывал пальцы, а потом стягивал с нее штаны, чтобы она могла обхватить его ногами.

Получив свободу, Витория именно это и делала, раскидывая руки, насаживаясь на член и позволяя ему ласкать ее упругую грудь с твердыми сосками.

– Ненавижу тебя, – в очередной раз шептала она, закрывая лицо, чтобы спрятать навернувшиеся от блаженства слезы. Сдерживать стоны она уже не могла. – Закрой мне рот и трахни уже нормально! – буквально приказала она, резко убирая руки.

Она рассчитывала на поцелуй, а он внезапно зажал ей рот рукой, вжал сильнее в пол и впился губами в ключицу, заставляя ту багроветь, а Виторию прогибаться и извиваться от вновь и вновь ускоряющихся рывков.

«Ненавижу», – думала Витория, задыхаясь от удовольствия.

Пол под ней замерзал, а она этого даже не замечала, продолжая нестерпимо гореть изнутри, пока он оставлял на ее ключице россыпь засосов, а сам тихо жалел, что у него нет хвоста.

Он почему-то вспомнил, как однажды совершенно случайно застал самого Дер-Кареда с молодой демоницей. Она не была его джхарой, но очень хотела быть среди приближенных владыки и так же полностью ему отдавалась, а потом блаженно стонала, когда в нее вбивали член и хвостом заполняли зад, а рот затыкали пальцами, вгоняя когти прямо в глотку. Последнее было опасно, но Дер-Каред знал, что делает, а его самка млела от полной заполненности, как она сама и выражалась. Экатор, увы, на такое не способен, просто потому что у него нет хвоста.

Зато у него был язык, которым он мог облизывать багровые следы на ее ключице, провести им по шее и спуститься к груди, продолжая скользить губами по ее плечу. Он обхватывал языком то одну грудь, то вторую, упирался кончиком в соски и дразнил их, надавливая, и только усмехался, когда Витория кусала его руку. Ей все это нравилось. Он чувствовал это по тому, как она двигала задом ему навстречу, как сжимала бедрами его тело. Она хотела еще больше, и он давал ей все, поражаясь тому, как сила нарастала, как бы он ни старался ее истратить.

По комнате расползалась изморозь. Фиолетовые искры мерцали на ней, а он целовал ее на самом пике, ловя блаженный стон оргазма, буквально слизывая его с распухших губ, и падал рядом с ней на замерзший пол.

– Ты говнюк, – тяжело дыша, говорила Витория.

– Прости, – шептал ей Экатор и целовал в плечо, а потом еще раз проводил языком по россыпи засосов, похожей на алые фейерверки: насыщенные в центре и рассыпающиеся мелкими красными точками по краям. Ему хотелось их зализать, как раны, но это было невозможно и за это было стыдно, а еще немного страшно, что он причинил ей боль такой прытью. О чувствительности магов он просто знал недостаточно, чтобы ее понимать.