Сам Порфирьев ничего на эту тему не говорил. Большую часть суток ему явно было нехорошо, и он все время пролежал пластом на своем месте, кривясь от боли. Когда сутки истекли, он приказал принять антирад и первым полез наружу. Технику сильно занесло снегом, и полчаса ушло на то, чтобы выкопать машины из черной ледяной грязи. При осмотре выяснилось, что в нескольких местах шины обогрева вышли из строя, но до Центра повезло добраться без происшествий. Колонна вползла в ангар и остановилась. Диспетчер что-то выяснял у Порфирьева, но тот неожиданно перестал отвечать, и выбирающийся из вездехода Антон увидел, как встречающая экспедицию команда вытаскивает из кабины грузовика его неподвижное тело.

* * *

– Он выживет? – Брилёв в окружении телохранителей стоял возле биорегенератора и напряженно наблюдал за Снегирёвой, безостановочно манипулирующей элементами управления лечебным процессом.

Система биомониторинга пестрела красными сообщениями об отказе тех или иных функций организма лежащего внутри биорегенератора Порфирьева, сердце пациента не билось, к капитану применялись системы искусственного жизнеобеспечения.

– Не знаю, – отрывисто произнесла Снегирёва, разрываясь на управление сразу тремя или четырьмя процессами. – Я все делаю для этого! Вы мне мешаете! Очистите операционную! Немедленно! Слышите?!

Ситуация стала критической мгновенно, и Брилёв кожей почувствовал это еще до возвращения экспедиции. Сначала экспедиция не вернулась в первичный срок, потом не появилась к вторичному. На сеансах собственного лечения полковник видел, что Снегирёва с каждыми сутками нервничает все сильнее, но при этом пытается не подавать вида. Однако после того как она сошлась с Варягом, читать ее эмоции стало совсем просто. Пока Порфирьев находился в бункере, Снегирёва пребывала в счастливом настроении, даже несмотря на хроническую загруженность и частый недосып. Она даже перестала жаловаться ему на Варяга, потому что тот перестал уклоняться от лечения. Стоило Порфирьеву уехать в очередную экспедицию, Снегирёва становилась мрачной, к ней возвращался прежний стеклянный взгляд и подчеркнутая нелюдимость. Все это заканчивалось с возвращением Варяга и начиналось вновь с его отъездом.

Инженеры регулярно пересылали ему трансляции с камер скрытого наблюдения за медотсеком, фиксирующие, как Снегирёва молча плачет после каждого возвращения экспедиции, во время лечения Порфирьева. Не приходилось сомневаться, что Варягу осталось недолго. Но срок в один год, озвученный Снегирёвой, позволял подготовиться к этому заблаговременно. Если только что-то пойдет не так. Брилёв понял, что это случилось, как только вернувшийся из Росрезерва Варяг выпал из эфира на полуслове еще до открытия внешних ворот. Порфирьева срочно доставили в медотсек, Брилёв поспешил направиться туда, чтобы продемонстрировать солидарность, но ситуация оказалась крайне опасной. Снегирёва отказалась сдать пистолет. Она даже не обернулась к Арарату, манипулируя управлением биорегенератора. Лишь коротко бросила, что у нее нет времени и потребовала от всех покинуть операционную. Пришлось заходить внутрь в окружении телохранителей. Сразу стало ясно, что Снегирёва находится в пограничном состоянии, хоть и выглядит адекватной. Но самое главное произошло через минуту.