— Да, — я слабо улыбнулся. — Пчёлы против мёда, но если остались только пчёлы, то им ничего не остаётся, как бороться, да?

— Наверное. Наверное.

Я вышел из дома Гаи. Встретив паренька из приюта, потрепал его по голове, на что тот только фыркнул. Он тащил рыбину размером чуть ли не с него самого. И в этом доме сегодня будет рыба.

Небо частично расчистилось, дождь шёл на убыль. Не думаю, что это надолго. Слишком много дождей, чтобы они закончились просто так. Наверное, это до зимы. Холодной, страшной зимы. Передёрнув плечами от мгновенного наваждения, я сжал губы. Нечего пугаться погоды.

Солнце уже заходило на западе, но я вышел из деревни. В нескольких сотнях метров севернее деревни был небольшой пруд, где у меня сегодня запланирована встреча.

Впервые с того дня я увидел Топлюшу только вчера, когда возвращался с поля. Её кожа всё ещё имела несвойственный розоватый оттенок, но утопленница выглядела куда лучше, чем раньше. Мы договорились на сегодняшний вечер.

Она сидела на берегу, свернувшись в клубок.

— Привет, — сказал я, садясь рядом.

— Привет.

Хотелось обнять её, успокоить… Или чтобы успокоится самому. Мы встретились, фактически, в первый раз за долгое время, а я уже собрался сказать ей, что ухожу.

Я кашлянул. Это можно сказать и позже…

— Ты уходишь, я знаю, — произнесла Топлюша. — У тебя всегда такое лицо, когда не хочешь говорить мне неприятные новости. Уйдёшь завтра?

— Да. Завтра. Мне…

— Если бы тебе было действительно жаль, ты бы не ушёл.

Я бессильно сжал кулаки.

— Нет. Мне надо уйти. Ты… — Что она? Не понимает? Возможно. Но какая разница, понимает она или нет? — Просто так надо.

— Я знаю. Знаю, что бы ты обо мне не думал. И… пусть я мёртвая… — В голосе утопленницы послышались рыдания. Она выпрямилась, глядя на озеро. — Нет, я не мёртвая. Но и не совсем живая. Пусть даже так… Но я всё равно могу чувствовать боль. Вот здесь, — её рука сжалась у груди. — Но даже если ты это и понимаешь, тебя что-то останавливает. Тебе противно, да? Зачем тебе холодная баба, которая прожила, наверное, сотни лет, когда…

Я осторожно взял её за руку. Не мастак я успокаивать женщин. Но… надо хотя бы попробовать. Особенно, потому, что она права.

Её рука была холодной и гладкой. Кожа вернула прошлый бледный оттенок и стала куда более нежной. Я смотрел на платье, которое подарил ей. Оно почти скрывало фигуру, но едва проступающие очертания талии, бёдер и груди сводили с ума. Я знал, что делать. Не знал, что думать.

Если она чувствует, то почему я не считаю её за человека? Да и человек ли я сам? Я часто думаю об этом, слишком часто, эти мысли не выходили из моей головы, крутились в ней, повторяясь и повторяясь, и я ни разу не заставил себя дать твёрдый ответ даже самому себе. Что изменится от этого ответа? Чёрт его знает.