Где-то позади послышался испуганный вопль. Наверняка Игорь догнал кого-то из беглецов.

— Мы поможем, — сказал я, ещё раз улыбнувшись.

Мы, определённо заслуживали доверия. Примерно, как парочка оголодавших волков у стада овец. Но парень всё-таки отодвинулся, пропуская меня внутрь.

Мы сидели в подвале таверны, душном и сыром, зато тёплом. Около двух десятков детей в возрасте от четырёх до двенадцати лет, вот и все обитатели деревни. Парень, встретивший нас, сидел в углу и хрипло кашлял. Дождевая вода на его лице давно должна была высохнуть, но его лицо лоснилось от влаги, и причиной тому явно не духота.

Я принял от девочки кусок чёрствого хлеба и кусок солонины.

— Спасибо, — сказал я, улыбнувшись. Но та отдёрнула руки так, будто обожглась.

Двое детишек помладше играли с моей маской, пугая друг друга. Остальные или сгрудились в противоположном углу, или пристально смотрели на нас. Добра, кажется, они ждали. Стражники уписывали хлеб за обе щеки, а Игорь раскурил трубку.

— Что у вас произошло? — спросил я.

Рассказ девочки был сбивчивым, но более или менее обстановка становилась ясна. Пять дней назад, когда большинство взрослых работали в поле, собирая остатки урожая, к деревне подошёл вооружённый отряд. Они согнали взрослых в кучу, завели их в деревню, а после собрали вообще всех жителей на площади. Детей отделили и приказали оставаться здесь, а взрослых увели. Ненадолго, как выразился один из них. Грудничков и совсем маленьких детей сказали брать с собой. Всех стариков тоже, тем более среди них совсем уж старых и немощных не была — их забрала весенняя лихорадка. Напоследок вожак сунул девочке, Ласточке, как она представилась, трубу и сказал дуть, если придут плохие люди.

— Сказал, чтобы мы вели себя тихо и дули, а люди убегут, — закончила свой рассказ Ласточка.

— И они убегали, — прохрипел парень.

— Странно, — медленно произнёс я. — Очень странно. Взрослых не убивали?

— Нет, — испуганно ответила девчушка.

— Вообще никого не убивали? Нет? И не били?

— Почти не били, только, чтобы пошевеливались. И не сильно.

— Ясненько, — пробормотал я. Говорить о том, что ни хрена не ясненько, смысла не было. — А сколько было… нападающих?

— Человек пятнадцать, — раздался за спиной сиплый голос пацана. — Может, больше. Я вышел, когда их уводили. Меня брать не стали, я болел. — Он тяжело закашлялся.

— Значит, люди, — протянул Игорь. — И никого не убивали. И увели всех, кто способен тяжело работать.

— В рабство?