Светлый фон

Внезапно освободившись от гипнотических оков машины, мозг Логана взорвался психоделическим цунами яростно конфликтующих образов, хаотичных, противоречивых мыслей и глубоких и сильных эмоций. Он всего несколько мгновений пробыл в этом полном галлюцинаций забытьи, но для его гиперактивного мозга течение реального времени ничего не значило. Под воздействием нахлынувших образов и звуков он дергался и стонал, не способный впитать или осознать этот калейдоскоп. Вскоре спутанные видения слились в ослепительно яркую точку света, похожую на вспышку горящей магнезии, которая расширялась в его мозгу по мере возвращения сознания.

Сознание Логана вновь появилось из темных глубин бессознательного в виде сияющей колонны из ослепительных острых пиков, которые слились во вращающуюся лестницу, и эта лестница по спирали спускалась в самые глубокие недра его существа. На каждой ступени этой лестницы было лицо, имя, личность – и всё же все они были одним и тем же человеком, одной и той же душой, которая сейчас обитала в парализованном, сотрясаемом болью теле, растянувшемся на полу реакторной комнаты и изрыгающем рвоту и кровь.

Когда он лежал, ожидая смерти, желая быть уничтоженным, чтобы избавиться от прожигающего до костей страдания последних месяцев, его мозг был заполнен яркими картинами насилия, пышных зрелищ, боевых подвигов, а в центре всего – чья-то сияющая фигура. Он знал, что смерть не придет, так как это его бремя.

Он видел все те формы, которые он принимал, все жизни, которыми жил, все обличья и маски, которые носил, которые являются и всегда будут телесными проявлениями его «я». Простые физические формы сбрасывались, подобно змеиной коже, в конце каждого существования, а душа переселялась в другую форму, в новую личность. И в это короткое мгновение Логан узнал и испытал их все.

Так началось слияние его прошлого с мировой историей…

Я…

Я…

Закутан в меховые шкуры и невыделанную кожу, тело покрыто красной глиной и боевой раскраской. Я отбил нападение Иных – тех, кто ходит на двух ногах, пользуется дубинками и копьями, но они – не люди. В моих волосатых руках грубый и тяжелый каменный топор, я раскалываю черепа, как яйца, и, изголодавшись после битвы, поедаю сердца моих врагов и умываюсь их кровью.

Меня зовут Рука Бога, я размахиваю мечом из бронзы. Мой щит сделан из кожи и кованого свинца. Я сражался и погиб в песках пустыни Иерусалима, сраженный демоном Баала в священной войне, давно забытой человечеством, хоть и пронесшейся эхом через вечность.

Вот я умираю вместе с моим пронзенным стрелой королем Леонидом, когда персидские колесницы прорвали оборону спартанцев у горного перевала под названием Фермопилы.