Упал на подушки.
В глазницах джинна бушевало пламя. Белое, дикое пламя. Белые Осы преступно медлили, завороженные огненным взглядом, а может, тихим звучанием свирели. Колыбельная текла и текла по трапезной, лишая воли, притупляя чувства.
— Стой!
Мальчишка выставил перед собой руку, ладонью вперед. Другую руку он поспешил сунуть в рот. Так младенец, свернувшись калачиком, сосет большой палец. Нет, не палец: флейту. Три хриплых свистка отразились от стен, пошли гулять по зале затухающими отголосками.
Джинн замер, словно автомат, в котором внезапно сел аккумулятор. Огонь в глазницах погас. Жилы под кожей потускнели. Лишь безрукавка на Артуре продолжала тлеть и дымиться. По ней расползались уродливые дыры с рдеющими краями.
«Один, — произнесла Регина Ван Фрассен. — Два. Три. Четыре...»
«Что вы там считаете?! Артура сейчас убьют!»
«Не вмешивайтесь. Не мешайте. Двенадцать...»
Она сошла с ума, завопил Гюнтер-невротик. Три свистка, отметил Гюнтер-медик. Привлечение внимания, наказание, перехват моторики. Артур сейчас под полным контролем шаха. Нет, не может быть! Поводок был заточен под отца, потом Артур
«Не вмешивайтесь! Девятнадцать...»
— Джинн? Ты не умирать?
Шах быстро приходил в себя. Угроза миновала, ужасные глаза больше не полыхали двумя адскими топками. Истерическая смена настроений, отметил кавалер Сандерсон.
«Двадцать три. Двадцать четыре...»
— Отвечать, тупой марид!
— Я жив.
Ответ был достоин автоответчика в Галактическом Бюро Безразличия, существуй в Ойкумене подобная организация.
— Ниц! Падать ниц перед твой хозяин!
Артур рухнул лицом вниз. Так падают убитые — живые выставляют руки, желая смягчить падение и уберечь лицо. Джинн лежал без движения, возле головы натекла кровавая лужица.
— Глупый, глупый аль-марид! Лоб биться, да.