«Не вмешивайтесь! Сто девять...»

Посол Зоммерфельд загородил женщину собой. Артур отшвырнул отца небрежным движением руки. Посол неуклюже упал, попытался вскочить, опершись на протез. Нет, не смог, упал снова.

«Стоять!»

Гюнтер и забыл, когда его так одергивали в последний раз. Наверное, в интернате. Приказ доктора оглушил кавалера Сандерсона — и мысленно, и физически.

«Сто шестнадцать...»

Джинн замер напротив жертвы.

— Две минуты, — произнесла доктор Ван Фрассен тоном тренера, замеряющего время бега своего подопечного атлета. — Даже меньше. Ник, помнишь, я тебе говорила: даже меньше...

И голос вдруг сорвался на всхлип:

— Нет поводка, Артур. Все, больше нет, совсем.

Три отчаянных свистка. Три свистка.

Два свистка.

Один.

— Никакого поводка, ты свободен. Связи выгорели, ничего не осталось. Прах, пепел. Я их выстраивала, я знаю. Это как фантомная боль: болит, а ноги уже нет. Главное, понять, что ее нет, что болеть нечему.

Два свистка. Три.

— Нет поводка, я знаю, ты верь мне. Верь мне, Артур, пожалуйста. Мы тебя уже два раза теряли, мы в третий раз не выдержим. Вот и папа, видишь? Он ударился, но это ничего. Это пустяки. Он совсем не злится на тебя, нет. Он тебя любит. Мы тебя все любим, без поводков. Веришь?

— Тетя Ри? — как ребенок, спросил Артур. — Я верю, мама.

Да чтоб вас, ахнул Гюнтер-медик. Не знаю, как у него сочетаются тетя и мама, но поводка-то действительно больше нет! И вторичные реакции вычищены... Она что, прооперировала парню мозги за две минуты? Вне личной операционной?! Нет, ерунда! Парень сам справился? «Убей ее!» «Я верю, мама...» Кризисный конфликт? Сам перенастроил поводок, сам и сжег к чертям?! Не знаю, не хочу знать, не время сейчас, пусть меня лучше расстреляют... Ага, согласился Гюнтер-невротик. Тебя пусть расстреляют. А меня — нет. Я жить хочу.

Три свистка. Три свистка.

Один.

Обезумев, Шехизар Непреклонный не мог убрать брелок от губ. Сигналил кому-то, требовал, приказывал. Летели брызги слюны. Визжала поддельная флейта. Требовала повиновения от огня.