— А что же?

— А черт его знает что! — признался честный профессор. — Вы рассказывайте, рассказывайте, я сгораю от нетерпения… Где вы взяли это чудо?

Я рассказываю, с удивлением отметил Диего. Да, сухо и кратко, как записной гематр. Тем не менее — я, ненавистник монологов… Хорошо, что профессор ограничен моим изложением фактов. Имей он возможность забраться ко мне в мозг, душу, сердце, стать пенетратором, использующим Диего Пераля как шлюху — о, простите, как базу данных! — сколько чудесных открытий легло бы в ладони Адольфа Штильнера! Чувства он выбросил бы, как шелуху, кушал бы только ядрышки… Мне же осталась одна шелуха; мне, побывавшему под шелухой. Вот, мы с Карни взлетаем с Эскалоны в составе колланта. Вот, нас атакует рой комарья. Качается в седле Карни, облепленная коконом с ног до головы. Вот, мы высаживаемся на Хиззаце: жизнь, смерть, похороны. Вот, вот, вот! Так рубит солдат-неумеха. Кричит, машет, колотит вслепую. Вот я фехтую с Джессикой, рапира плещет струйкой звенящей мошкары, и я вижу Адольфа Штильнера, моложе нынешнего на четверть века, вижу женщину, которую он любит, вижу спрута флуктуации, в чьих объятиях бьется космический корабль, где лежат двое любовников, мокрые от пота, и из них выплескиваются близнецы Давид и Джессика, как если бы время значило меньше макового зернышка…

— Флуктуации воспринимают время иначе, чем мы, — кивнул профессор, и Диего понял, что слишком развязал язык. — Итак, вы видели меня с Эмилией. Дорого бы я дал, чтобы еще разок взглянуть на это, пусть даже со стороны… Продолжайте, прошу вас.

— Этот пробой не случаен, — вмешался дон Фернан. — Когда мы дрались, он узнал кое-что из моей биографии. Полагаю, были еще прецеденты.

— У вас есть какие-то соображения? Гипотезы?

— Нет, — сказал Диего.

— Нет, — сказал Пшедерецкий.

— Нет, — сказал мар Фриш.

— Да, — сказал мар Яффе. — У них есть соображения. Но они вам их не откроют, профессор. Они и со мной не были откровенны до конца. Довольствуйтесь тем, что они сочтут нужным озвучить. Тут мы с вами в одинаковом положении.

II

Колесницы судьбы

(сегодня утром)

Дуэль, подумал Гиль Фриш. Для эскалонца дуэль — шпага в руке, секундант неподалеку. Для помпилианца — цирк под шелухой, рабы на трибунах, рабовладельцы на арене. Для ларгитасца — космос, эскадра против эскадры, залпы плазматоров. У вудунов дерутся Лоа дуэлянтов в мире духов. Каждый найдет, как и зачем сойтись с противником. Лишь у гематров нет дуэлей. У хладнокровных, расчетливых, бесстрастных гематров — нет и быть не может. В этом уверена вся Ойкумена, и она ошибается.