Теперь, когда они не закрывали вид, я смог рассмотреть прикованного к стене человека: белые уши вызывающе торчат из–под растрепанной шевелюры, тело по пояс оголено, рядом валяется синяя тряпка, похожая на мантию, и разорванная рубаха.

Склонив голову набок, я внимательно разглядывал его и пытался понять, что чувствую. Что–то близкое, хорошее было связано с ним. И поэтому казалось, что жрать его нельзя. А вот черногубых очень даже можно.

Перед пленником из земли рос небольшой сталагмит причудливой формы. Он напоминал руку с вытянутым вверх пальцем, словно грозил несчастному. Тот смотрел и на него, и на тюремщиков с вызовом, в глазах не было даже намека на страх.

— О Дагдана елла сун клармес алуур, — затянул Кортен, читая по длинному, полуистлевшему свитку.

Бормотал он довольно долго, и я, чувствуя накатывающий голод, решил, что сначала сожру его. Но вот он произнес:

— Елласо!

— Елласо мангуро! — хором ответили стоявшие на коленях.

Кортен снова забубнил что–то, а в руках у черногубых появились блестящие изогнутые кинжалы.

— Пора, Лурмель, — прошептал вожак.

Длинный поднялся на ноги и шагнул к пленнику.

— Ясно, — растянув в подобии улыбки бледно–розовые губы, усмехнулся тот. — Папуас папуасу — друг, товарищ и корм?

Лурмель схватил его за запястье и затейливым движением клинка полоснул по предплечью. Маленькие рыжие точки на белом лице пленника вспыхнули, он застонал и инстинктивно вжался в стену. Кровь брызнула на сталагмит, Эйруса ловко подставила миску, и в нее плюхнулся кусочек отрезанной плоти.

О, какой запах… Моя пасть наполнилась слюной, она стекала по торчащим клыкам и бесшумно капала на землю. Я затрясся от нетерпения, но что–то в глубинах памяти сдерживало меня, заставляя оставаться на месте.

Тем временем кинжал блеснул и в руке Эйрусы. Размашистым движением она распорола бок прикованного к стене, и новый кусок мяса вместе с обрывком пояса штанов шмякнулся в заботливо подставленную Лурмелем миску. Пленник сдавленно вскрикнул и закусил губу. Изо рта полилась струйка крови.

Что–то мне напомнил этот странный обряд. В памяти смутно встал какой–то праздник, накрытые столы… Нет, не помню.

Под непрерывный бубнеж Кортена к пленнику подошел Тармел. Поднял оружие и дрожащей рукой воткнул ему под ключицу. Хлынула новая порция крови, а в миску упал еще один кусок плоти. Голова человека поникла, он покачнулся и безвольно обвис на цепях.

Шерсть у меня встала дыбом, перед глазами появилась красная пелена. Больше сдерживаться я не мог и, выскочив из своего укрытия, в два прыжка настиг первую жертву. Кинулся на сидевшего в каменном кругу Кортена, схватил лапами его голову и с блаженным удовольствием вонзил клыки во впалую грудь. Унылое бормотание тут же смолкло, ему на смену пришли испуганные крики белокожих и сладостное чавканье.