Впрочем, своей подружке я готов уступить во всем… Ну, почти во всем.

– Не возражаешь, если я в другую стопку буду складывать книжки не на карентийском? – спросила она.

– Ничуть. – Подать сюда переводчика! Я чихнул. – Хоть бы кто удосужился пыль протереть.

Дверь распахнулась.

– Мисс Монтецума! А, вот вы где. – В проеме возник старикашка с протезом вместо ноги. Он что, тоже в город ходил? – Шеф скоро будет. Говорят, он ранен.

– Говорят? – переспросила Тама, делая шаг к дверям.

– Ну да, разное болтают. Дескать, и помирает почти, и вроде как его только поцарапало.

– Он ранен! Гаррет, Тинни, я должна идти.

– Счастливого пути. – Я не сомневался: слух о том, что Норт-Энглиш при смерти, исходит от самого Маренго. С этого позера вполне станется.

– Гаррет, я не могу оставить вас одних.

На язык просилось крепкое словечко, но я сдержался.

В коридоре, шагая следом за Тамой, Тинни бросила:

– А ты учишься.

– Чего?

– Перестал совать ногу, едва дверь приоткроют.

– Я что-то упустил?

– Вряд ли. Но если так, оно и к лучшему.

Боль – великий учитель, красотка.

Тама выбежала на тот самый портик, с которого взирала на нас накануне. Мы присоединились к ней в тот самый миг, когда прибыл экипаж Маренго в сопровождении вооруженных всадников.

Надо же, у Маренго есть телохранители. Им тоже досталось – все в крови, одежда свисает лохмотьями.