– О, Бог ты мой, – выдавил он тоскливо, – пастырей расплодилось – плюнуть некуда… Вы нам не духовник, вы в Конгрегации не служите, и это – не ваше собачье дело!..

– Это его дело, – одобрительно возразил Бернхард, глядя на пришельца с братской нежностью. – Quia ipse est Deus noster et nos populus pascuae eius et grex manus eius[193]; и для истинного пастыря не имеет значения, к какому двору принадлежат овцы, нуждающиеся в попечительстве.

– Грех лежит на душе всего нашего рода, – по-прежнему не глядя вокруг и не повышая голоса, сказал отец Юрген, подняв глаза к возвышающимся над ним почернелым крестам. – Iniquitas patrum in filiis ac nepotibus in tertiam et quartam progeniem[194], так сказано. Мой дед пренебрег священническим долгом, участвовал в грехе и покрыл грех, попустил злодейству; я не могу повторить его путь и тем умножить зло в людском мире и грех в нашем семействе. Готовясь переступить порог жизни, я не хочу думать, как он, о том, что за мною остался неразрешенный грех, и моей душе есть чего стыдиться, кроме провинностей молодости и неразумия.

– Вы совершили глупость, святой отец, – проронил Бруно негромко, и тот тихо улыбнулся, коротко качнув головой:

– Нет, я внял слову Господа. А Господь сказал, что я должен исполнить пастырский долг, каким бы тяжким он ни оказался.

– Господи, – не сдержался Курт, – да вы оба не в себе; обоих в соседние кельи в доме призрения для умалишенных…

– Nos stulti propter Christum vos autem[195], – откликнулся Бернхард, и серые щупальца за его спиною упоенно содрогнулись. – Animalis autem homo non percipit ea quae sunt Spiritus Dei stultitia est enim illi et non potest intellegere quia spiritaliter examinatur[196]; это в полной мере о вас, майстер Гессе. Ваша душа тверда, однако дух ваш – вдали от Господа, ибо разум мешает принимать должное. Святой отец не обременен разумными догмами, его направило чувство, чувство нераздельности со Христом, и пусть он не постигнул еще истины в полной мере, он близок к ней, ближе, чем вы.

– Тu autem, Domine, ne longe fias fortitudo mea in auxilium meum festina[197]… – скорее по движению губ, нежели по услышанным словам, разобрал Курт, и его внезапная злость уступила место горечи; отец Юрген, к сожалению, был в полном рассудке, понимая, что и кто окружает его, и удивительным как раз и был тот факт, что старик все еще не утратил разума либо не лишился сознания. Единственной бедой святого отца была его вера, занимающая в этом рассудке не в меру много места, и слишком твердая убежденность в нужности и даже необходимости своей жертвы…