Беседа затянулась заполночь, к обоюдному удовольствию.
— …Удивляюсь, мистер Веттели, почему вы, так тонко чувствующий поэзию юноша, берёте на себя труд преподавать банальное естествознание и, уж не обижайтесь на старика, отвратительнейшее военное дело? Неужели эти дисциплины действительно вас привлекают? Почему вы не похлопочете о должности учителя словесности? Право, вам бы это гораздо больше подошло!
— Ну что вы, мистер Коулман! У меня нет нужного образования, я не более, чем дилетант. Да и место занято, притом весьма квалифицированным специалистом. Думаю, Огастес Гаффин был бы и вам куда более полезен, чем я…
Но гоблин в ответ поморщился и передёрнул ушами.
— Ни в коем случае! Мне бы даже в голову не пришло обращаться к этому снобу! Он почему-то вообразил, будто всё возвышенное и прекрасное в этом мире — удел одних только юных златокудрых поэтов, а тот, кто, уж простите старика за грубость, мордой не вышел, пусть сидит у себя в кладовке и пересчитывает смены белья!.. Ах батюшки! — видно, упоминание о кладовке вернуло мистера Коулмана с небес на землю. — Время-то, время первый час! Заговорил я вас, однако, а ведь вы были… нездоровы, вам нужно отдыхать! До свидания, мистер Веттели, и доброй вам ночи. Сердечное спасибо за приятнейший вечер! — он раскланялся и поспешно засеменил к дверям, но вдруг обернулся, или вспомнив о чём то, или на что-то решившись. — И всё-таки я должен вам сказать! Это не в обычаях нашего народа, но после того, что вы сделали для меня…
«Разве я что-то сделал? — слишком громко мелькнула удивлённая мысль. — Просто посидели, поговорили по душам, мило провели время…»
— Ах, мистер Веттели, как вы думаете, много ли в этой школе найдётся человек, готовых поговорить по душам с