— Думаю, склеп. Мы нашли пару таких в донном иле, когда расчищали бухту. Но те были не такие большие — величиной с саркофаг самые крупные.
Сигню подходит к выбитой двери и направляет внутрь луч фонарика.
— Да, это оно. Подойди и посмотри.
Мулагеш присоединяется к ней. Внутри склеп оказывается меньше, чем казалось снаружи, — во всяком случае, он точно меньше, чем покрытая резьбой площадка перед дверным проемом: максимум четыре на пять футов. Внутри пусто и голо, и только в центре возвышается небольшой постамент.
— Тело здесь не захоронишь, — говорит Сигню. — Только оружие — меч.
— Возможно, они вовсе не хоронили тела. Ведь их души жили в мечах, разве нет? Так зачем возиться с трупом, если у тебя есть такая штука? Поэтому они просто припрятывали меч, чтобы он тихо лежал себе…
— До тех пор, пока в нем не возникала нужда… — продолжает Сигню, — и тогда совершали жертвоприношение. Кто-то брал его в руки, и… — тут она ежится от страха.
— Может, ты и права, и Клыки Мира — это одно большое кладбище… — говорит Мулагеш. — Место, где пребывают оружие и души самых почитаемых святых. Вот только сейчас… да, кто-то сейчас заделался разорителем могил…
Она переводит лучик фонаря на лес.
— Может быть, они именно так заполучили активный вуртьястанский меч.
— Возможно, тот самый, что пытались передать тебе?
— Возможно. А еще возможно, что они нашли несколько таких мечей.
— Неутешительная новость…
Мулагеш выходит и начинает рассматривать площадку перед дверью: должно же здесь что-то такое быть, какая-то наводка — лицо, к примеру, — чтобы идентифицировать хозяина захороненного тут меча… Но нет, ничего такого, только декоративная резьба…
— Может, это кто-то такой известный, — говорит она вслух, — что можно было не подписывать захоронение. Я так понимаю, это не та могила, которую искала в городе Чудри?
Сигню, бледная и растерянная, выходит из склепа.
— Могила, в которой пребывают души всех вуртьястанских воинов? Нет, не думаю. Во всяком случае, им тут было бы тесновато. — Она ежится. — Что-то мне не хочется больше бродить по Клыку в поисках других разоренных могил…
— Я тоже. Пойдем. Отведи меня на вершину.
* * *
Подниматься в гору становится все тяжелее и тяжелее, причем, скорее всего, это из-за тропы: чем дальше они взбираются по влажным, блестящим булыжникам, тем выше кажутся деревья и чернее темнота вокруг.