— Нет! — злится Мулагеш. И встает. — Нет, не в этом дело. Оно не дает ему умереть — вот что он сказал. Ублюдок! Оно не дает ему умереть!

Она подходит к арке и всматривается в купол, дрожа от гнева.

— Пошел ты! — орет она. — Ты слышишь? Пошел ты на хрен!

Ей никто не отвечает. Только деревья шелестят под ветром.

Сигню тоже встает:

— Генерал Мулагеш, я думаю, нам… пора. Пора уходить отсюда.

Мулагеш хочет попробовать еще раз, снова кинуть гранату в этот проклятый купол и услышать эхом отдающийся грохот, просто чтобы хоть как-нибудь уязвить того говнюка…

— Генерал Мулагеш?

— Что? — выныривает она из своих мыслей. — А?

— Нам пора, — повторяет Сигню. — Пойдемте. Не надо было сюда приходить.

Словно во сне Мулагеш поворачивается и идет вниз по тропе. Дойдя до середины пути, она обнаруживает, что по щекам у нее катятся слезы.

* * *

Они уже давно вышли в открытое море, а Мулагеш все сидит на палубе и смотрит на отражение луны в океане. Сигню у руля, она уверенно правит яхтой, и та послушно бежит по темным волнам. Прошло уже три часа, но они ни разу друг с другом не заговорили.

Наконец Сигню решается спросить:

— Ты видела его, да?

Мулагеш не отвечает. Как было бы здорово — просто соскользнуть с палубы в эти темные воды и почувствовать, как течение затягивает тебя ко дну.

— С тех пор как ты оттуда вышла, на тебе лица нет, — говорит Сигню. — Словно ты заболела. И вообще ничего не рассказала. Он… он что-нибудь с тобой сделал? Может, я не знаю, отравил?

— Нет. Мать твою, не знаю. Может быть.

Сигню выскальзывает на палубу и садится рядом с ней. Мулагеш не смотрит на нее.

— Может, я сама себя отравила. Причем давно. Просто я только сейчас это поняла.