Турин смотрит в воду, потом на свой протез. Локоть болит. Голова тяжелая, глаза закрываются. Как же трудно веки разлепить, не то что двигаться.

И она начинает говорить.

Она рассказывает Сигню о походе, о Шовейне, захолустном городке неподалеку от Мирграда, куда они пришли сорок лет тому назад. Она рассказывает, как следующей ночью встали лагерем и резали угнанных свиней, а кругом слышалось их жалобное хрюканье и пахло кровью. Рассказывает, что они оставили за собой дымящиеся руины городка.

Она рассказывает, как сидела, затачивая кинжал, у палатки Бисвала. И как подошли Санхар и Банса, нырнули в палатку и о чем-то с ним тихо говорили.

Бисвал позвал ее. Она вошла, а он произнес:

— Лейтенант Мулагеш, эти двое молодых людей решили, что не могут далее идти с нами.

И она сказала:

— Вот, значит, как, сэр.

— Да. Вот так. Они считают, что то, что мы делаем… как ты там выразился, Банса? Совершенно аморально?

И Банса ответил:

— Да. Да, сэр. Я… Мы считаем, что заниматься этим — неправильно. Мы больше не можем делать это. И не будем. Простите, сэр, но просто не готовы в этом участвовать. Вы, конечно, можете нас посадить под замок, но мы тогда просто попытаемся сбежать.

Бисвал сказал:

— Это все красивые слова. У нас нет ресурсов, чтобы запереть вас, и я не могу терять время на то, чтобы вас отстегали. Поэтому у нас, похоже, нет выбора — надо вас двоих отпустить.

Как они удивились. Прямо в шоке были. А когда они вышли, Бисвал посмотрел на нее и сказал:

— Болты на них не переводи, ладно?

И она все поняла. Впрочем, она поняла, чем это кончится, когда Банса заговорил.

Они вышли, и тут Бисвал остановил их прямо у палатки. Он повернулся к ним, улыбнулся и сказал:

— Ребята, можно вас еще на минуточку…

Голос у него был такой веселый, словно он действительно хотел пообщаться. А потом посмотрел на Мулагеш, и глаза его блеснули — она уже стояла с ножом наготове.

В темноте визжали, кругом разливался запах свежей крови.