Держась за плечи Толстяка, я дотянулась рукой до скользкой деревянной опоры. Он сделал то же самое. А потом над нашими головами раздались тяжелые шаги. Щелкнули затворы ружей.

– О господи, – прошептал он.

Я обняла его так крепко, как только позволили ослабевшие мышцы. Мы молчали, но я чувствовала, как он трясет головой. Толстяк понимал, что я пытаюсь сказать, я знала, о чем он хочет спросить. Но подходящие слова все не шли. Наверное, мешал дым. А может, чужие крики.

Глава двадцать девятая

Глава двадцать девятая

Наконец мы набрались храбрости и начали двигаться. Мои ноги одеревенели от холода. Воцарилась тишина, а потом первые солнечные лучи хлынули из-за горизонта. Вертолеты улетели. Ружья перестали палить. Мы надсадно дышали, боясь даже шепотом говорить о том, что случилось с остальными – с Лиамом.

– Я не знаю, – сказал Толстяк. – Мы разделились. Он может быть где угодно.

Я собиралась вылезти из воды еще два часа назад, но грохот падающих деревьев и треск пожара даже не думали умолкать.

Мышцы настолько замерзли, что влезть на причал удалось только с третьей попытки. Толстяк плюхнулся рядом. Холодный ветер и промокшая одежда сделали свое дело: его сильно трясло. Согнувшись, мы побежали обратно по тропинке. А потом поняли, что сгибаться в три погибели нет никакой необходимости: все ушли. Нашей радости не было предела.

Большая часть общежитий исчезла, превратившись в груды обуглившихся досок и камня. Несколько зданий еще горели, но крыши у них уже провалились. Пепел парил в воздухе, точно снег, цепляясь за волосы и прилипая к нашей мокрой одежде.

– Нужно зайти в офис, – сказал Толстяк. – Собрать необходимые вещи, а потом попытаться отыскать Ли.

Толстяк замедлил шаг, и впервые я заметила, как покраснели его глаза.

– Руби…

– Молчи, – резко оборвала я. – Не надо.

Я не хотела думать о Ли. Не хотела вспоминать о Зу и других детях, выбравшихся из лагеря. Нужно было двигаться дальше. Остановка приравнивалась к смерти.

Передние комнаты оказалась пустыми. Коробки и ящики вынесли. Я приказала Толстяку идти за мной, а сама проскользнула на склад. Тоже пусто.

– Может, его они тоже забрали, – почесав голову, сказал Толстяк.

Я поморщилась.

– Когда это нам так везло?

Комнаты наверху остались нетронутыми. Прежде чем уйти, Клэнси заправил кровать, убрал груды бумаг и коробок и даже протер пыль. Я отдернула белую занавеску, объединив две части комнаты. Толстяк играл с телевизором, без устали нажимая на кнопку включения /выключения.